Скачать книгу

и его рассмотрение будет предложено в работе. Это потребует контекстуализации и ответа на вопросы: когда и почему возникает реактивность? осознается ли она в качестве исходной точки в конструировании собственной позиции? насколько она обусловлена расстановкой сил в культурном и политическом полях? насколько зависит от индивидуальных биографических обстоятельств? Возможно, размышляя над этими вопросами, мы приблизимся к более объемной реконструкции содержания консервативного дискурса «деревенской прозы» и пониманию того, какими культурными ситуациями он был запущен, как он работал, как был опосредован эмоционально. В общем, у нас появляется шанс вернуть субъективное измерение истории «деревенской прозы» и ее авторов, которые слишком часто то выводились в пространство архетипов и «духовных скреп», то фигурировали в качестве карикатурного персонажа, символизирующего «убожество» советской культуры[232].

      Глава II

      «МНЕ БЫ ХОТЕЛОСЬ КОГДА-НИБУДЬ СТАТЬ ВПОЛНЕ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ»: ПИСАТЕЛИ-«ДЕРЕВЕНЩИКИ» И ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРНОГО САМООПРЕДЕЛЕНИЯ

      Дмитрий Быков в статье «Телегия» обвинил «деревенскую прозу» в «антикультурной страстности»[233], якобы не имевшей себе равных в отечественной литературе. Между тем, упреки в антиинтеллектуализме – подозрительно-настороженном отношении к явлениям современной культуры и новым цивилизационным стандартам – в адрес «деревенщиков» звучали и раньше, обычно со стороны либерально настроенной критики «долгих 1970-х»[234]. С обвинениями в «антикультурности» «деревенщики» бы, вероятно, поспорили – культура как набор ценностей и инструментов для создания и поддержания коллективной идентичности их весьма занимала, публичную озабоченность ее состоянием они высказывали неоднократно. Иначе и быть не могло: культура, по словам Максима Вальдштейна, остававшаяся «одним из ключевых компонентов в дискурсе как интеллигенции, так и советских властей», «постепенно составила одну из центральных духовных ценностей советской цивилизации»[235]. Вальдштейн основанную на гибридизации гегельянства и марксизма, партикуляристского «романтического национализма» в духе XIX века и универсализма, популярную (в смысле массовости распространения) «теорию культуры» отличает от структуралистского «культурализма» и других позднесоветских культурологических «отклонений» (наподобие идей Леонида Баткина). Для нее, по мнению исследователя, характерны, во-первых, интерес к механизмам культурной преемственности (в то время как структуралисты сосредоточивались на изучении разрывов и режима прерывности), во-вторых, выраженный эссенциализм[236]. Национал-консерваторам культура, действительно, представлялась особой символической областью, словно надстроенной над жизнью, так что метафору «войти в культуру» в данном случае можно было понимать буквально, как обозначение «транзита»

Скачать книгу


<p>232</p>

Ср. с записью в ЖЖ Дмитрия Галковского: «По-моему, Астафьев – графоман. <…> Если провести мастер-класс, то тыщщи за три долларов из него можно было сделать средней руки журналиста. Ибо писуч и усидчив. Но это в Америке и по молодости. Защищал бы уникальную природу Восточной Дакоты, поставили бы ему там такой же памятник в виде рыбы. Но джедая Йоды умные американцы из него бы делать не стали, и президенты ритуально советоваться с недалеким провинциалом бы не ездили. В нормальном обществе каждый сверчок знает свой шесток» (556. Красноярск. Реквием в супермаркете. URL: http://galkovsky.livejournal.com/146942.htm). См. также: Веллер М. Новаторы и консерваторы в литературе // Веллер М. Рандеву со знаменитостью. М., Владимир, 2012. С. 89–90.

<p>233</p>

Быков Д. Телегия // Русская жизнь. 2007. № 10. URL: http://www.intelros.ru/2007/09/20/telegija_derevnja_interesovala_pisatelejjderevenshhikov_menshe_vsego.html.

<p>234</p>

Например, Л. Аннинский в связи с публицистикой В. Солоухина указывал на контраст между «благородной идеей непрерывности развития русской национальной культуры» и «глухотой к другому культурному типу» (имелась в виду современная американская архитектура) (см.: Л. Аннинский – В. Кожинов. Мода на простонародность // Вадим Кожинов в интервью, беседах, диалогах и воспоминаниях современников. М., 2004. С. 160).

<p>235</p>

Waldstein M. The Soviet Empire of Signs: A History of the Tartu School of Semiotics. Saarbrüchen, 2008. Р. 142.

<p>236</p>

Waldstein M. The Soviet Empire of Signs: A History of the Tartu School of Semiotics. Saarbrüchen, 2008. P. 143.