LITMIR.BIZ

      В последующие дни Ранди глаз не спускала с брата. Вроде бы они заключили перемирие, и Роалль смирился с судьбой, но что-то в его поведении, жестах, словах заставляло Рангхиль сомневаться в этом. Смирение – не та добродетель, что присуща данам, и самая непонятная из заповедей бога, безмолвно умершего на кресте. А потому от брата можно было ожидать любых сюрпризов.

      Однако, пока Роалль не выказывал никакого недовольства происходящим. Он пировал со своими людьми в длинном зале, ожидая приезда гостей, и с каждым прошедшим днем становился все более весел и дерзок. Рангхиль начинала опасаться, что брат не сумеет провести переговоры с Кенельмом так хорошо, как нужно. Роалль по-прежнему не хотел этой свадьбы. Он смирился, но не хотел. Не сделает ли он невольно чего-то такого, что оскорбит Олдхамов и окончательно превратит их во врагов? Ранди пыталась донести это до брата, но он, казалось, не слышал.

      Со временем все более сильное беспокойство овладевало Рангхиль. Ее хитроумие было бессильно против упрямства брата, и если бы он уродился таким же хитрым, как она, то непременно переиграл бы ее. Сейчас она следила за ним, как птица за птенцом, собирающимся в свой первый длительный перелет на юг. Рангхиль остро жалела, что ни отца, ни матери нет в живых. Они бы смогли рассудить, как надо. Они бы смогли убедить Роалля парой слов, а не бесконечными уговорами и повторением причин. Ранди не помнила матери, однако достаточно знала о ней, чтобы стараться походить на нее. И как жаль, что ее нет. Никакую другую женщину мужчина так не послушает, но у матерей есть священная сила и право говорить с сыновьями. А сестры – они почти равны. Почти.