Скачать книгу

Евтушенко, – живчик русской поэтической культуры»[151] А. быстро вошел в писательскую среду, познакомился с В. Брюсовым, еще в годы революции дружил, как он сам вспоминает, с М. Цветаевой, стал замечен другими поэтами и критиками, неизменно указывавшими как на высокий версификационный уровень его стихотворений и драматических поэм, так, впрочем, и на их театральность, даже декоративность и уж точно на их оторванность от злобы дня – политической и литературной. «Я, – подводит А. итоги первому периоду своей биографии, – становился известен, но никак не признан. Даже на I съезде писателей в 1934 году получил гостевой билет»[152].

      И здесь, в тридцатые годы, у поэта, озабоченного своим местом в литературном процессе, было два, собственно, пути. Либо, изменяя самому себе и самого себя, переходить в стан ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, либо…

      А. выбрал переводы – уже не только с европейских, как прежде, но и с языков народов СССР, много ездил по стране, принимал деятельное участие в неделях, декадах, месячниках многонациональной советской литературы, и это, надо думать, сыграло свою роль в том, что при первой раздаче писателям правительственных наград и он в 1939 году получил орден «Знак Почета».

      А дальше война. Работа во фронтовом театре и в армейских газетах. Вступление в партию (1943). Трагическая поэма «Сын» (1943), посвященная памяти младшего лейтенанта Володи Антокольского, погибшего на фронте в 1942 году. Трагическое стихотворение «Лагерь уничтожения» о печально знаменитом Собиборе (1944) и написанный вместе с В. Кавериным очерк о восстании в этом лагере смерти (Знамя. 1945. № 4)[153].

      «В годы войны, – вспоминает А., – работал как никогда много». И после войны работал тоже много – писал стихи, переводил, вел поэтический семинар в Литературном институте. И, – продолжим цитату из дневника А., – «казалось бы, передо мной очень широкая дорога, но тут-то и грянули 48–49-й годы…», когда уже ни Сталинская премия, присужденная в 1946 году за поэму «Сын», и ничто другое не могло его спасти от поношения и травли. Вроде бы и не за что было, но вот нашлось же.

      Многие высказывания П. Антокольского, – утверждала «Литературная газета» в номере от 12 марта 1949 года, – могут соперничать с «откровениями» акмеистских или имажинистских «манифестов». Это он в 1948 году возглашал, что «поэтам ли говорить о колдовстве поэзии, когда они сами колдуны»; это он сетовал, что у одного из его студентов «нет обнадеживающих ошибок»; это его, наконец, «очень радовало пристрастие» одного из студентов «к сказке, к благодушной импровизации»…

      Из Литературного института его, естественно, вычистили, причем на собраниях особенно свирепствовала фронтовичка Ю. Друнина, заклеймившая «поэта-формалиста» и «растлителя творческой молодежи», который незадолго до этого отчислил ее из своего семинара[154]. Тираж уже отпечатанной первой книги А. Тарковского, редактором которой был А., уничтожили еще в 1946-м, а ему самому годы потребовались, чтобы восстановить

Скачать книгу


<p>151</p>

Евтушенко Е. Поэт в России – больше, чем поэт. Т. 4. С. 609.

<p>152</p>

Антокольский П. Дневник. С. 106.

<p>153</p>

Этот очерк должен был войти в «Черную книгу», составленную И. Эренбургом и В. Гроссманом, но ее набор в 1948 году был рассыпан, и опубликована «Черная книга» была уже только в постсоветскую эпоху.

<p>154</p>

Цит. по: Костырченко Г. Тайная политика Сталина. С. 539.