ТОП просматриваемых книг сайта:
Чудные. Тина Мирвис
Читать онлайн.Кенар и Масловский посмотрели друг на друга, на пустое место за столом, ещё раз друг на друга и… решили, что странный Леонид просто очень быстро передвигается, а у них заторможенное восприятие от выпитого. Так думать было значительно проще, чем искать объяснения случившемуся.
А Бетховен тем временем летел на другой конец Москвы и громко ругался на трех языках – настолько его вывел из себя Моцарт со своим сигналом о помощи. Знал бы Людвигван, для чего его зовут, ругался бы ещё громче.
Сергеича же Амадеус отвлек от самого важного – сна. Глюк в кои-то веки решил провести день дома и заняться творчеством. Такой порыв у него возник после длительной пьяной беседы с новым другом в «Чарке». Во время разговора Глюк постоянно вспоминал ученика Жуковского и Державина не самыми лестными словами, и несколько раз предположил, что «солнце русской поэзии», наверное, в гробу уже обыкалось от таких воспоминаний. Знал бы он, что это самое «солнце» сидит и икает не в мифическом гробу в Святогорском монастыре, а в полуметре от него, Глюка, из-за дикого пойла, которое в «Чарке» подавали под видом пива, он бы сошёл с ума.
Так вот, разговор с Саней натолкнул его на странные размышления: с чего это он так нападает на великого поэта? И ответ оказался неутешительным. Уже ближе к вечеру следующего дня, в тишине своего вполне чистого, но очень аскетичного холостяцкого жилища, Илья честно признался себе, что просто завидует таланту, той самой чертовой гладкой рифме, которая кажется такой простой и примитивной, но которой так трудно добиться.
А до этого откровения поутру Илья Матвеевич Глуковский мучился похмельем. Двойная порция доширака это частично исправила, и после обеда Илья вспомнил, что он революционер, решительно перестал себя жалеть и занялся творчеством. И вот теперь он сидел за столом в своей квартирке в доме двадцать три на малопоэтичной, как по названию, так и по сути, Магнитогорской улице и писал, а Александр Сергеевич невидимый пристроился в той же комнате на невысоком югославском шифоньере образца позднего СССР, и, поскольку в комнате ничего интересного не происходило – Илья писал молча и вслух ничего не зачитывал – начал кемарить. Когда же по сигналу Вольфганг-Амадея завибрировал медальон, он спросонья дернулся, стукнулся головой о потолок – ну да это не страшно, ибо не слышно. Хуже другое, он задел спортивную сумку, которая лежала на шкафу и благополучно упала на пол. Естественно, Пушкину пришлось спешно линять из поэтических чертогов – вдруг Илья окропит его святой водой? За время наблюдения Сергеич успел выяснить, что его подопечный, оказывается, верующий. По крайней мере,