Скачать книгу

к себе, и он тут же обнял меня, прижался ко мне всем телом, трепещущим, молодым, сильным. И таким бестолковым. Сын хватает меня за голову, я покорно наклоняюсь, и он прижимается к моей бритой наголо голове, трется об нее щеками – такое у него есть развлечение. Мы беремся за руки и идем к машине. Я – ровно, а он скачет вокруг меня по орбите.

      Мир перестал быть черным и белым много лет назад. Он стал бесконечно серым – с тех самых пор.

      Каждый раз, когда я выхожу из Интерната, мне кажется, что я вышел из мира призраков. Дети, запертые в этом с виду дружелюбном доме на окраине леса. Сдавленный лесом дом, в котором они, наказанные лишением разума, лепечут, плачут, безумно смеются, а вокруг них сидят взрослые и молча глядят, чтобы те не выпрыгнули в окно, не покалечились, не испортили себе белье. В безумном гомоне не слышно тишины. Не видно печали. Только безумие и хаос. И я каждый раз вижу, завороженный этим внутренним безумием, что мой сын – часть не моего мира, а совсем иного. Мира, в котором меня нет. Эта мысль – как клеймо на моем сознании. Мерзкий голос говорит мне: «Ты ничего не можешь изменить». Он повторяет это вечер за вечером, ночь за ночью. Этот голос смывает с моего лица любую улыбку, каждую попытку быть счастливым.

      Мы долго едем под тихую музыку, и мой сын улыбается, смеется, подставляя солнцу лицо. Я смотрю на него в зеркало заднего вида и молчу сам с собой. А что тут скажешь?

      Эта вот фраза «а что тут скажешь» преследует меня. Ведь и правда – что тут скажешь? Я говорю ее себе, успокаивая, я говорю ее другим, когда они, не отрываясь, следят за моим сыном или, наоборот, стеснительно и молча отводят глаза. А что тут скажешь? Это такое странное ощущение безысходности.

      Однажды, много лет назад, когда растерянный и разбитый диагнозом сына я перестал понимать, как мне с этим жить, я впервые пошел к психологу. Это был одновременно и мой последний сеанс, но в тот момент, когда психолог – молодая девчонка, явно не понимающая, что со мной – в сотый раз спросила, каким словом я могу описать свое состояние, я как раз использовал его. Безысходность. Даже в самом этом слове есть что-то… карательное, не знаю. Эти «З» и «Ы» посреди слова – злые буквы, и смысл злой. Оно не оставляет надежды. Просто черная яма, в которой дна не видать, как ни свети.

      На секунду отвлекаюсь, и сын перегибается с заднего сидения, с криком радости выхватывая стакан кофе из подстаканника – скорость реакции у него сумасшедшая. Как разбойник, он гикает и отваливается обратно на свое место. Я не отпускаю руль, смотрю на него в зеркало, а он лукаво, дразня меня, открывает пластиковый стаканчик и дует на него – как-то раз он обжегся и теперь дует на все жидкости. Ладонь у него уже просто огромная, стакана почти не видно. Он склоняется и с хлюпаньем втягивает черную жидкость. На секунду замирает, решая, будет ли он это пить – и, видимо, приходит к тому, что да. Как он, ребенок, пьет горький американо – загадка, но в кофе он души не чает.

      Дорога домой занимает час. В этот час я то молчу, то иногда разговариваю с ним вполголоса, а Пашка гукает, скачет, счастливо бесится на заднем сидении. Светло-голубые глаза

Скачать книгу