LITMIR.BIZ

      «Ку-ку!». Часы пробили половину третьего.

      Я заворочалась, устраиваясь поудобней в тщетной попытке приманить сон, и кресло-кровать заскрипело. Только бы не разбудить Алину. Я жалела ее и вместе с тем сознавала, что она не нуждается в моей жалости и, вздумай я навязаться, спокойно и иронично поставит меня на место. И снова подумалось: а какое оно, мое место?..

      По меркам тети Риммы, я оказалась застенчивой до неприличия. Впрочем, какой еще может быть девочка из мусульманского Грозного, воспитанная в старомодном духе престарелыми родителями?.. Все это так явно читалось на лице моей тетки, когда она, задрав выщипанную бровь, смотрела на меня во время примерки одной из перешитых Алининых кофточек.

      – Ну что ты там пр-рикрываешь? У тебя еще и пр-рикрывать-то нечего! – смеялась она с добродушием гиппопотама. – Да, Лид, воспитала ты скр-ромницу. У нас так не пр-ринято. Ну ничего. Мы это попр-равим…

      Две фразы я чаще всего слышала из ее уст в эти дни: «У нас так не принято» и «Мы это поправим». Словно до приезда в Алексин я была наброском, черновиком, причем не слишком удачным, и лишь в ее надежных руках, унизанных кольцами, у меня есть шанс стать чем-то, что не стыдно предъявить миру. (А главное – соседям).

      Увидев меня в комбинации (сей предмет гардероба появился одновременно с длинными юбками), тетя Римма оторопела:

      – Это еще что такое? Лида, ты с ума сошла?.. Кто сейчас это носит? У нас так не пр-ринято.

      И поправила она это сразу, категорично повелев снять «этот панцирь». Без комбинации в самом деле дышалось легче, но в моем представлении она тоже была связана со взрослостью, а оказалась старомодной, как корсет. Почему молчит мама? Она словно бы не хочет, оставляя меня в этом доме, пошатнуть авторитет его хозяйки… как будто эта бесцеремонная тетка – для меня авторитет!

      Дядя Боря тоже большей частью отмалчивался, хотя я видела: многое из того, что говорит и делает его женушка, ему не по нутру. Но уж если он открывал рот и рявкал: «Рим-ма!» – тетка притихала, как провинившаяся школьница. Правда, ненадолго.

      – Борька-то выпивает, – жаловалась она маме, не стесняясь меня (в иные минуты я чувствовала, что значу для нее не больше, чем собачонка, и даже меньше, чем ее любимица Мими). – Почти каждый вечер-р… Не буянит. Тихий… Это я его пилю, – призналась она вдруг с обезоруживающей искренностью.

      Выпивает? Она хочет сказать, что дядя Боря – пьяница?! Единственный «живой» пьяница, которого я знала (изредка встречала на лестнице), был Васька Пяткин, муж толстухи Томки и сын покойной бабы Глаши. Жалкий, опустившийся человечек с помятым лицом, который шмыгал мимо, не отвечая на мое «здрасьте». Дядя Боря совсем не такой! Он выпил в день нашего приезда, но ведь все взрослые тогда выпили. Пусть он выпил больше других, и не вино, а водку, и вскоре пошел спать, а на следующий день за ужином снова себе налил, – но ведь это не значит, что он…

      Место Мими было в прихожей на подстилке, женщин – на диване, а дяди Бори – на единственном

Скачать книгу