Скачать книгу

на десять дней больше, чем прожила бы без них.

      – Охотно верю, и, конечно, для вас было большой потерей, когда она погибла.

      – Да, я оплакивала ее, это было для меня настоящим горем… И вот что, господин Родольф, раз вы понимаете, что можно любить цветы, я могу сказать вам одну вещь. Так вот, я питала нечто вроде благодарности… Ну, теперь вы непременно посмеетесь надо мной…

      – Нет, нет! Я люблю, я обожаю цветы! И вполне понимаю те безрассудства, которые люди совершают из-за них.

      – Так вот, я была благодарна моему бедному кустику, который так мило цвел для меня… хотя… словом… несмотря на то, что я представляю собой…

      И Певунья, опустив голову, покраснела от стыда.

      – Бедная девочка! Вы так ясно сознавали весь ужас своего положения, что, вероятно, нередко…

      – …мне хотелось покончить с собой, вы это хотели сказать, господин Родольф? – подхватила Певунья, прервав своего спутника. – О да, можете мне поверить: не раз за последний месяц я смотрела поверх парапета на Сену… но затем я смотрела на цветы, на солнце… И думала: река останется на своем месте; мне еще нет семнадцати лет… как знать?

      – Когда вы говорили себе: «Как знать?..» – вы на что-то надеялись?

      – Да.

      – На что же?

      – Сама не знаю… Я надеялась… Да, надеялась помимо воли… В такие минуты мне казалось, что моя горькая судьба незаслуженна, что во мне есть что-то и хорошее. Я говорила себе: «Мне очень тяжко пришлось, но, по крайней мере, я никогда никому не делала зла… Если бы я могла посоветоваться с кем-нибудь, то не дошла бы до того, до чего дошла!» Эти мысли разгоняли немного мою грусть… Надо сказать, что они стали приходить ко мне после гибели моего розового кустика, – прибавила Певунья с торжественным видом, вызвавшим улыбку у Родольфа.

      – И это большое горе еще не прошло?..

      – Нет… Вот взгляните.

      И Певунья вытащила из кармана маленький сверток с засохшим розовым кустиком, тщательно перевязанным розовой шелковой лентой.

      – И вы его сохранили?

      – Ну конечно… Это все, что у меня есть на белом свете.

      – Как, у вас нет ничего своего?

      – Ничего…

      – А это коралловое ожерелье?

      – Оно принадлежит Людоедке.

      – Как, у вас нет ни носового платка, ни чепчика, ни какой-нибудь тряпицы?

      – Ничего у меня нет, ничегошеньки… только сухие веточки моей бедной розы, вот почему я так дорожу ими.

      С каждым словом Певуньи удивление Родольфа возрастало; он не мог понять этого жуткого рабства, этой чудовищной торговли телом и душой женщины, продающей себя за грязное помещение, за поношенное платье и несъедобную пищу[58].

      Родольф с Певуньей дошли до Цветочной набережной, где их ждал извозчик. Родольф подсадил Певунью и сел подле нее.

      – В Сен-Дени, – сказал он кучеру, – там я скажу, куда ехать дальше.

      Извозчик тронул; солнце сияло, на небе не было ни облачка; стекла кареты были опущены, и в нее

Скачать книгу


<p>58</p>

Если бы нам было разрешено входить в подробности, которых мы поневоле избегаем, мы доказали бы, что это рабство существует, что полиция ему не препятствует, что несчастная женщина, нередко проданная своими близкими и брошенная в омут разврата, осуждена, так сказать, навеки оставаться в нем, что ее раскаяние, ее угрызения совести бесплодны и что фактически ей почти невозможно выбраться из этой грязи. (См. прекрасную книгу доктора Паран-Дюшатле, труд философа и благородного человека.) (Примеч. авт.)