Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин

Скачать книгу

href="#n_16" type="note">[16]. Большевик понимал человека, к которому он обращался, как свободного и способного себя переосмыслить. Ведь если бы источник революционного сознания был имманентен истории, коммунистическая идеология превратилась бы в банальную часть детерминированной цепочки событий, совершенно неспособную обеспечить «скачок из царства необходимости в царство свободы»[17]. Вот почему партийные теоретики проявляли крайнюю озабоченность реакцией человека на вызов партии. Человек должен был выбрать коммунизм по собственному почину, иначе его выбор не переломил бы ход событий. «Я» человека было в центре внимания, а не безличные экономические процессы.

      В эсхатологии на большевистский лад не было недостатка в черно-белых оппозициях: пролетариат против буржуазии, прогресс против реакции, сознательность против несознательности, производство против вредительства[18]. Существенно здесь не манихейство само по себе – похожие биполярные понятия можно обнаружить и в других идеологических формациях, – а идея неуклонного продвижения вперед, которое через постоянно меняющиеся антитезисы ведет к конечной цели – всеобщему озарению[19]. Сохранив определенные элементы эсхатологического отношения к времени, большевизм одновременно до неузнаваемости трансформировал другие верования и практики. Именно просвещенческая идея мирового порядка как достижимой и, более того, неотвратимой цели породила неизвестную прежде политическую установку. В то время как милленаристские движения старого мира неизменно порывали с прежним обществом, красные революционеры были очень даже от мира сего, воздействуя на общество с целью достичь спасения здесь и сейчас[20]. Воинствующий и богоборческий, марксизм преподнес социальную активность как необходимое условие спасения в этом мире и тем самым способствовал радикальному разрыву с традицией[21].

      Придя к власти, большевики отважились прочертить границы социалистического общества и гомогенизировать его структуру, используя в ходе этого процесса инструментарий социологического анализа. Тем самым они импортировали в Россию концепцию политики как системы правления, контролирующей не территорию, а население[22]. Общество подверглось интенсивной социальной инженерии. Сбор данных стал важным механизмом, гарантирующим совершенство политического тела и уничтожение буржуазных «микробов». Перепись 1926 года, а также масштабная кампания анкетирования не только собрали и обработали статистический материал, разделявший население на обособленные «элементы», – каждый со своими специфическими свойствами, – но и снабдили государство бесценной биографической информацией[23].

      Даже если многие коммунистические практики являлись неотъемлемой частью модерности как таковой, большевики отличались радикализмом задействования человеческого «я», степенью вовлеченности людей в историю. После драматической социальной и политической

Скачать книгу

<p>17</p>

Плеханов Г. В. Основные вопросы марксизма. СПб.: Наша жизнь, 1908. С. 85.

<p>18</p>

Carleton G. Genre in Socialist Realism // Slavic Review. 1994. Vol. 53. Р. 1002.

<p>19</p>

Marcus J. The World Impact of the West // Myth and Mythmaking / ed. by H. Murray. New York: Braziller, 1968. P. 221–223.

<p>20</p>

Tuveson L. Millennium and Utopia: A Study in the Background of the Idea of Progress. Berkeley, CA: University of California, 1949. Р. ix – x; Talmon J. The Origins of Totalitarian Democracy. London: Sphere, 1955. Р. 5–6, 249; Idem. Millenarism // The International Encyclopedia of the Social Sciences / ed. by D. L. Sills. New York: The Macmillan Company and The Free Press, 1968. P. 350.

<p>21</p>

Bergman J. The Image of Jesus in the Russian Revolutionary Movement // International Review of Social History. 1990. Vol. 35. Р. 220–248; Zelnik R. «To the Unaccustomed Eye»: Religion and Irreligion in the Experience of St. Petersburg Workers in the 1870s // Russian History. 1989. Vol. 16. Р. 297–326; Steinberg M. D. Workers on the Cross: Religious Imagination in the Writings of Russian Workers, 1910–1924 // Russian Review. 1994. Vol. 53. Р. 213–239.

<p>22</p>

Foucault M. Governmentality // The Foucault Effects: Studies in Governmentality / ed. by G. Burchell et al. Chicago: University of Chicago Press, 1991. Р. 91.

<p>23</p>

Байбурин А. К. Советский паспорт: история – структура – практики. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2017. С. 84–90; Hirsch F. Towards a Soviet Order of Things: The 1926 Census and the Making of the Soviet Union // Categories and Contexts. Anthropological and Historical Studies in Critical Demography / ed. by S. Szreter, H. Sholkamy, A. Dharmalingam. Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 126–147.