Кланы в постсоветской Центральной Азии - В. Г. Егоров

Скачать книгу

сеть идентификации, основанную на родственных связях и распространенную в обществах «полумодерна»[13]. Лишь немногие западные исследователи задаются вопросом о жизнеспособности клановой организации в Центральной Азии. «Западные ученые, – писал Рональд Суни, – вопиюще ошибались в описании кланов, основываясь на учете принадлежности к религии или этнических предпочтениях»[14]. В этой связи и определение, данное Эрнестом Геллнером, имеющим в качестве исходного положения родственные связи членов клановых сообществ, и недооценивающим их современное содержание, имеет ограниченный потенциал в описании сущности этого феномена.

      В западной политологии была предпринята попытка описать причины актуализации клановой организации. Одни исследователи оценивали кланы с эссенциалистских позиций (или субстанциональных), наделяя их некоторым неизменным набором качеств и свойств, обеспечивающих этим группам жизнеспособность. Одним словом, эти политологи считают кланы носителями традиции, не исключаемой современностью, но, напротив, актуализирующейся в современной реальности.

      По мысли других, клановая идентичность приобретает современное звучание, когда интересы этнических групп вступают в острый конфликт с государством. Еще одна часть исследователей полагает, что клановая организация является средством консолидации элит постсоветской Центральной Азии в условиях ослабления государственной власти[15].

      В статье «Политическая роль кланов в Центральной Азии» Катлин Коллинз обосновала отличие сущности кланов от клиентализ-ма. «Кланы – это целые сети или сети отношений, горизонтальных и вертикальных, – пишет она, – которые объединяют идентичные связи, основанные на подвижном экономическом ресурсе покровительства»[16].

      В результате эмпирического исследования К. Коллинз показала, что кланы не могут быть отнесены к элитным группам, так как в их состав входят люди с разным социальным статусом, но могут однозначно определяться как гомогенные этнические или конфессиональные группы[17].

      Важным с точки зрения уяснения клановой организации стало замечание А. Мака о том, что групповая коллективная солидарность «включает в себя развивающееся взаимодействие между внешними вызовами и внутренними правилами группы, в которых каждая группа обновляет свои методы и реагирует на изменяющийся политический процесс»[18]. Этот же исследователь отмечает актуализацию традиционных социальных связей в современном политическом процессе[19].

      По утверждению С. Тароу, «мобилизация ранее существовавших социальных связей снижает социальные транзакционные издержки при проведении протестных акций и удерживает участников вместе даже после того, как энтузиазм противостояния миновал свои пиковые значения»[20].

      Большое значение для понимания взаимодействия центральной власти и кланов имеют положения авторов, вскрывающих механизм редистрибуции в

Скачать книгу

<p>13</p>

Gellner Е. Nations and Nationalism (Oxford University Press, 1983). Soviet “modernization” was haphazard and incomplete, with unintended consequences. See Francine Hirsch, “Empire of Nations: Colonial Technologies and the Making of the Soviet Union, 1917–1939” (Ph. D. diss., Princeton University, 1998).

<p>14</p>

Suny R. Provisional Stabilities: “The Politics of Identity in Post-Soviet Eurasia”, International Security: 24 (Winter 2000), 164: Treisman. P. 231.

<p>15</p>

Collins К. Clans, Pacts, and Politics: Understanding Regime Transition in Central Asia (Ph. D. diss., Stanford University, 1999), chs. 2 and 3.

<p>16</p>

Collins K. The Political Role of Clans in Central Asia // Comparative Politics. January. 2003. P. 174.

<p>17</p>

Ibid. P. 174–178.

<p>18</p>

McAdam D. Tactical innovation and the pace of insurgency. Am Social Rev. 48 (6). 1983. P. 735–754.

<p>19</p>

McAdam D. Recruitment to high-risk activism: the case of freedom summer. Am J. Social. 92 (1). 1986. P. 64–90.

<p>20</p>

Tarrow S. Power in movement. Cambridge University Press. Cambridge, 1994. P. 22.