Медовые дни - Эшколь Нево

Скачать книгу

Гордости, пошел снег. Снег в Городе праведников шел почти каждый год, и, когда это случалось, жители Города грехов садились в пикапы, приезжали сюда, загружали снег в багажник и везли домой – показать детям. Но в ту зиму наблюдалось необычное явление: снег выпал исключительно в новом квартале, но не в остальной части города. И правда, в центре на землю опустилось всего несколько мгновенно растаявших снежинок, зато в Источнике Гордости высились полуметровые, если не больше, сугробы.

      – Эстер, ты даже не представляешь, что там творится! – сказал почтальон, вернувшись домой и поднося руки к спиральному электрообогревателю в гостиной ближе, чем обычно (почтальон был единственным из горожан, кто регулярно – по долгу службы – посещал квартал). – Сибирь! Настоящая Сибирь!

      – Сибирь! Настоящая Сибирь! – на следующий день повторила Эстер своей парикмахерше Симоне. – Ты даже не представляешь, что там творится!

      Поскольку слова, произнесенные в парикмахерской Симоны, распространялись со скоростью чернил, растекающихся по льняному полотну, то вскоре к новому кварталу прочно приклеилось обидное прозвище «Сибирь», а к реальному километру, отделявшему его от города, добавилось несколько воображаемых.

* * *

      Каждый вечер, незадолго до того, как солнце скрывалось за антеннами военной базы, Антон клал руку Кате на плечо и говорил:

      – Ну что, котик, пошли?

      Она и сама знала, что им пора на ежедневную прогулку, но ей нравилось чувствовать его руку на своем плече, нравилось, что он зовет ее «котиком», поэтому она позволяла ему командовать собой, подавать пальто и открывать перед ней дверь. Зато во всем остальном он ей всегда уступал.

      На улице они встретились с пассажирами автобуса в полном составе. С той поездки прошло уже два года, но, как это ни удивительно, никто из прибывших не умер. Иногда, попивая вечерний глинтвейн, Катя и Антон гадали, кто из репатриантов первым покинет этот мир. Как-никак все они в возрасте, и когда-нибудь это должно случиться. Антон вслух сочинял умершему эпитафию, а Катя смеялась до слез – у него здорово получалось – и протягивала к нему свой стакан, чтобы чокнуться еще раз. На следующий день они спускались по ступенькам крыльца, выходили на улицу и с замиранием сердца ждали: появится тот, кого они вчера оплакивали, на вечерней прогулке или нет. Кроме них никто об этом не знал; это был их секрет. (Однажды Антон, несмотря на ее протесты, заявил, что первым умрет он, и начал сочинять надгробную речь для самого себя, но, хотя речь получилась смешная – действительно смешная, – Катя даже не улыбнулась.)

      Встречаясь с жителями квартала, они всем говорили: «Добрый вечер». За единственным исключением. Того, кого они вчера «хоронили», они приветствовали словами: «Крепкого вам здоровья!» Все гуляющие – парами или поодиночке – направлялись к аллее. Некоторые вели на поводке собак, но никто не шел с детьми. Они все еще носили привезенную с собой одежду и говорили на тамошнем языке; транзисторный приемник Шпильмана, с которым тот не расставался, плотно прижимая его к уху, все еще был настроен на московскую

Скачать книгу