Скачать книгу

не взрывали, сами в них нуждались. Вот интересно: и энкавэдистские кварталы, и громадный замок тюрьмы на Володарского были заговорены от всех бомбежек – и немецких, и советских…

      II

      Так все же, сколько тысяч тогда, в бермановский, в дяди Бори год угрохали в монументальном Четырехугольнике Неусыпного Бдения в центре города, а сколько в Куропатах, в других урочищах? А в Лошице, а на окраине соснового парка Челюскинцев – кто знает и кто помнит, где еще?

      Особенно усердствовал Берман, когда дело касалось людей культуры и науки, студентов, вообще интеллигенции.

      Начальник Бермана в Москве Ежов, кровавый карлик, нанятый вождем народов, следил за Белоруссией и днем и ночью. Ее соседство с Польшей, Западом, всякие не то что слова, а и далекие намеки белорусских разумников на какую-то там независимость просто не должны были доходить до ушей Хозяина.

      Внешне Ежов был как бы существом из паноптикума. Рост Сталина достигал лишь 163 сантиметров, и ему изготовили сапоги с высокими, но частью убранными внутрь каблуками, и он выглядел человеком среднего роста. Ежов же при этом виском был вровень только с воротом сталинского френча или шинели. И без фуражки рядом со Сталиным на людях не появлялся – только в военной, комиссарской своей форме.

      Весной 1938 года Хозяин взял его с собой на канал Москва – Волга, и Молотов с Ворошиловым старались держаться с другой стороны от Ежова, за плечом Сталина во время совместной прогулки вдоль парапета у широкой водной глади. Ежов же шел рядом с Хозяином так, будто тот сказал: «К ноге!» И с наклоном вперед, словно горбун, со сложенными за спиной руками, в улыбке поглядывал на Сталина снизу вверх.

      Молотов и Ворошилов легко и привычно скрывали брезгливость к этому маленькому, щупленькому гомосексуалисту и тайному выпивохе-одиночке, державшему водку в шкафах служебного кабинета, – не было ничего тайного в ближнем круге вождя.

      Правда, еще об одной ежовской утехе узнали лишь при уборке его кабинета для преемника, Берии. В рабочем столе наркома хранились пули, завернутые в бумажки с надписями «Каменев», «Зиновьев»… Такой вот был коллекционер.

      Когда продуманная паранойя Сталина и всеобщая мания доносов темной волной подступит уже и к Ежову, и к его жене, та первая не выдержит и перед самоубийством попросит своего «Колюшеньку» предсмертной запиской хорошенько «проверить» ее и всю ее жизнь. А Колюшенька в беседах с зарубежными агентами своего ведомства уже все чаще производил на них впечатление сумасшедшего.

      Берман, конечно, нюхом чуял внутреннюю суть Ежова. И на одном совещании у него, приехав из Минска, доложил, что в республике уже подвергнуты репрессиям 60 тысяч человек. Возможно, лгать и не пришлось тогда. Но совещание оторвало от работы. Вернувшись в Минск, он продолжал стараться. И к концу мая 1938 года, когда Москва его опять взяла к себе, названная им Ежову цифра из 60 превратилась в 85. Но ее назвали только шестьдесят лет спустя.

      В 37-м в Минск к Берману явились из Москвы сами Ежов и Маленков.

Скачать книгу