Городские сны (сборник) - Александр Станюта

Скачать книгу

всего в десятках метров от этой площади, где на посту стоял отец, в закопченных, со сводчатыми потолками помещениях времен Бориса Годунова, в стенах его, как говорили, монетного двора жила студенткой мать, тоже из Минска.

      И в тех же числах января 1924-го, когда в Колонный зал Дома союзов с утра до вечера медленно втягивались траурные очереди, чтобы проститься с умершим, молоденькая мать тоже прошла там в чужих валенках, единственных в их общежитии, теплых от ног сокурсниц. А он, отец, может, как раз в то время у временного мавзолея мерз в сапогах. Или им, в карауле, тоже выдавали валенки?

      …Довольно, надо уходить, подумал он. Старания представить отца на месте часовых у нынешнего мавзолея были напрасны.

      Как и в бараках на рисунке, тонущих в снегах под Воркутой, здесь его тоже не было. И нет его давно нигде.

      Когда умерла мать, один знакомый в университете, заговорив с ним в вечернем коридоре, легонько подтолкнул его к ближайшей пустой аудитории и, плотно прикрыв дверь, спросил:

      – Сергей, ты знаешь, какое слово для людей самое страшное?

      А он молчал и думал что ответить, прошли секунды, и вдруг не захотелось ни отвечать, ни говорить вообще. И тогда голос сослуживца:

      А это слово – никогда. Ты понимаешь? И он ответил, но не сослуживцу, а самому себе:

      Да, никогда…

      И понял, что уже с неделю искал какое-то слово, которое смогло бы тупо остановить эти его усилия и поиски пусть и какой-то тяжкой правды, но, наконец, способное ее определить.

      Да, никогда – самое страшное, непостижимое для живых, живущих. Это же бесконечность, невыносимая для мысли, для воображения, как все бездонное вверху, черное ночью, голубое днем. Там никогда и ничего не возвращается, не повторяется, ничем нигде не кончается, представить это не хватает сил, кажется, что сам и втягиваешься в это, вот-вот начнешь там растворяться.

      Больше нигде и никогда, подумал он сейчас, вспомнив тот вечер, коридор, пустую аудиторию и сослуживца. Больше никак, только как видишь, понимаешь их – отца и мать. Оба живут теперь только вот так, в тебе.

      И никакого не надо жеста, ритуала. Только то, что внутри. Тогда одно из двух: или это есть – или нет. Все остальное бесполезно.

      Глава вторая

      Пищаловский замок

      I

      Галинин, доцент их кафедры истории, начитанный, интеллигентный человек, сын некогда высокого государственного руководителя, тот самый Галинин, с которым он всегда легко находил общие темы для разговора, на кафедральном заседании вдруг стал пыхтеть, шумно дышать, тереться спиной о стену. И только кончил Сергей Александрович свое сообщение, добавив, что едет скоро в Санкт-Петербург, которому после Ленинграда возвращено, наконец, имя, под которым он входил в историю раньше, – как Галинин не встал, а именно вскочил:

      – Подлец вы! Столько лет молчали, а теперь сбросили маску! Теперь открылись, не боитесь! Я ненавижу всех этих теперешних, всех ваших… Ах, подлец!..

      С каким-то вдруг невесть откуда взявшимся спокойствием и даже безразличием, с тоскливой

Скачать книгу