LITMIR.BIZ

      В конторе было тихо. Служащие разошлись давно. Лишь Бобрин, прослуживший на одном месте тридцать один год, дожидался ухода хозяина. В кабинете горел свет, и ничто не говорило о том, что хозяин собирается домой. Обычно в это время Михаил Игнатьев выпивал чашку горячего чая, редко что покрепче, разве в случае заключения удачного контракта, и просил вызвать экипаж. Если, конечно, прибыл в контору не в своём экипаже – собственная конюшня у Игнатьева была солидная. И поговаривали, что он собирается приобрести автомобиль.

      Но сейчас, судя по всему, хозяин не торопился. Бобрин засел за машинку, перепечатывать договор о поставке на судоверфь пяти тонн металлоконструкций, когда вошёл Игнатьев младший.

      Бобрин подпрыгнул на месте от неожиданности. Игнатьев едва успел удержать его, разбежавшегося сообщить хозяину, что сын пришёл. Отодвинув в сторону секретаря, Игнатьев быстро, словно боясь передумать, открыл дверь и вошёл в кабинет.

      Освещение было убавлено, лишь над письменным столом и в углу, там, где всегда подавали чай, остались включенными светильники. Дрова в камине почти прогорели.

      Отец сидел в кресле.

      Газовые лампы над ним – медные бутоны на медных же ножках, собранные в букет, больше похожие на змеиные головки – горели не все. Мягкий свет делал лицо отца усталым. Сейчас это особенно бросалось в глаза. Предатели-полутени в жёстком и решительном Михайле Игнатьеве вдруг открывали и его возраст, и больную печень, склонность к апоплексии и прочие подробности, о которых человек сам обычно ещё и не догадывается, потому что не имеет возможности взглянуть на себя вот так, со стороны, глазами близкого человека, способного заметить все эти мелочи.

      Игнатьев вдруг понял, что отец смотрит на него.

      – Папа, я думал, ты задремал, – сказал он, растерянно улыбнувшись.

      – Очень рад, что ты зашёл, Дмитрий, – ответил отец, – присаживайся, я скажу Бобрину, чтобы приготовил горячий чай. Ты продрог.

      Он прошёл к столу, нажал кнопку звонка и всё это время смотрел на сына. Тот, скинув пальто, оставшись в белой рубашке и жилете, пододвинул к себе тарелку с пирогом. Грязные сапоги, не очень новые, но хорошего качества… грязные брючины… длинные волосы конским хвостом… Лицо осунувшееся, с нездоровой бледностью, словно серое, щетина чуть ли не недельная… Сын – бродяга.

      – Сейчас у меня был твой друг Иван Дорофеев, – проговорил он вслух.

      Игнатьев

Скачать книгу