Минсалим, Мунир и полёт с шахматами - Сергей Николаевич Прокопьев

Скачать книгу

с маслом, которым подкармливали нас поварихи за коров? – спросил, раскладывая на столе еду Минсалим. – Ты ведь гонял коров в стадо?

      – А как же! У тебя была Дочка, а у меня Ночка. Твоя рыжая, а Ночка чёрная с белыми пятнами. Вот интересно: Тобольск был такой город, что в самом центре запросто ходили коровы.

      В хозяйстве детдома насчитывалось четыре десятка поросят, две коровы, несколько лошадей и бессчётное количество куриц. Вообще-то коров обязан был отгонять конюх, но чаще это делали ребятишки. Задание было ответственным, утром ни свет ни заря, пока ещё все спали, подняться и вечером, бросай все игры, отправляйся за бурёнками. Будили детей поварихи. Коровы отличались смирным нравом, не требовалось вести на верёвке, хворостиной – подгонять. Парнишки идут по Октябрьской (она же Сибирский тракт, в прошлом – Петропавловская), за ними бурёнки покорно шествуют. Минут, может, двадцать, двадцать пять идти до окраины города, где собирал пастух стадо. Ему мальчишки (бывали отгонщиками и девчонки) сдавали Дочку и Ночку, сами возвращались в детдом, где их ждало лакомство. Поварихи брали по большому куску белого хлеба и мазали толстым слоем настоящего сливочного масла. А сверху щедро посыпали сахаром.

      – Что это была за еда! – вспоминал Минсалим. – Какая колбаса может сравниться. По сей день помню, как прокусывали зубы слой масла с сахаром, проникали в мякоть белого хлеба…

      – А в завершении облизываешь сладкие губы. Знаешь, я когда впервые девчонку поцеловал, облизал губы, будто ждал крупинок сахара на них.

      – Это ты точно напомнил: съешь хлеб, прожуёшь и последний штрих – облизать губы. Утром можно было есть не торопясь, впитывать каждую крошку, каждую сахаринку. Это вечером должен поделиться, кто-нибудь обязательно на хвост сядет. Утром все спят, ешь один.

      – Вроде бы и кормили неплохо, но есть хотелось всегда.

      – Когда нас перевели в обычную школу, с домашними стали учиться… Ты в татарской школе остался, я в русскую пошёл. Татарский язык так и не выучил толком. Так вот, сдружился с Юрой Дьяковым, он в Поповской слободе жил, на Первой Сибирской. Пришли к нему. Бабушка сделала глазунью на сале, здоровенную сковородку нажарила. Юрка закочевряжился: не хочу. Думаю: как это человек есть не хочет? Невероятно! Я с утра до вечера голоден. А тут сковородка скворчит, жёлтые глазки аппетитно подмигивают, запах невозможно вкусный наполнил кухню. Как можно отказаться? Глазунья не успела остыть, я уже расправился с ней, сковороду хлебом полирую. Бабушка забеспокоилась, в тревоге руками всплеснула:

      – Не поплохеет тебе, сынок?

      Я ей честно заявляю:

      – Мне, бабушка, от еды никогда не плохеет.

      Она смотрит на меня испытывающе, будто ищет на лице признаки близкой смерти:

      – Но там же двенадцать яиц! – говорит с ужасом. – Двенадцать!

      – А я, бабушка, не считал. Надо было с кем-то поделиться?

      – Да нет, надо ещё пожарю! Но ведь уму не постижимо – двенадцать вот так вот одним махом проглотить! Мужик не каждый осилит!

      Славно мы трудились. Мунир работал без устали,

Скачать книгу