LITMIR.BIZ

– Мне всегда очень обидно, когда на лекциях приходится больше говорить о замечательных текстах, а не демонстрировать их, не читать. Я убежден, что слушать их лучше, чем меня. Поэтому – почитаем! На первом вечере будем читать прозу: Чехова, Паустовского, Житинского. Будем читать мои любимые рассказы. А потом дойдет и до стихов.

Подробнее

– Сегодня в России Бродского все чаще представляют имперским поэтом. Об этом книга Владимира Бондаренко, вышедшая в малой серии ЖЗЛ, об этом масса публикаций везде, где отмечают его 75-летие. Вообще, оно отмечено громко, государственно, в том числе на федеральных каналах. Почему? Прежде всего потому, что очень многое в самом духе поэзии Бродского, как ни странно, коррелирует с нынешними российскими временами. И, безусловно, как прекрасное оформление тайных мыслей очень нравится российским властям. Об имперском Бродском мы и поговорим.

Подробнее

– Военная поэзия, и 40-х годов, и более поздняя, состоит не только из знаменитых хрестоматийных текстов, но и из множества забытых стихов и, главное, забытых имен. Тексты остались, а о поэтах мы почти ничего не знаем! Ион Деген, который живет и здравствует, Алексей Охрименко, от которого остались песни, но тексты совершенно оторвались от создателя, Константин Левин, от которого осталось гениальное стихотворение «Нас хоронила артиллерия» в нескольких редакциях, а имя самого поэта совершенно забыто.Мы попытаемся вспомнить великих поэтов войны, от которых уцелело иногда по одному стихотворению, а иногда по четверостишию. И будем говорить о том, как они писали настоящую, а не выдуманную летопись Великой Отечественной войны.

Подробнее

Шварц – такое же простое и очевидное чудо, как его герои, как его язык, как простые реплики его пьес, заставляющие блаженно рыдать; его тридцатилетнее творчество, его шестидесятидвухлетнее присутствие среди нас, его советских соотечественников,– непредставимо, ему неоткуда было взяться. А с другой стороны – что может быть естественней, чем сказочник в аду? В сказках Шварца не происходит почти ничего собственно чудесного («Снежная королева», «Дракон», «Обыкновенное чудо» и многих других). Он старается спрятать чудеса за сцену или над сценой: никто не видит, как Ланцелот побеждает Дракона. Этого быть не может, и лучше этого даже не воображать.

Подробнее

– Братья Стругацкие всю жизнь писали замечательную хронику советской истории. Конечно, никто в это не верит, конечно, все думают, что Стругацкие занимались совсем другими вещами… Но я абсолютно уверен, что книги Стругацких и, прежде всего, «Пикник на обочине» – это точная, глубокая, беспристрастная хроника советского проекта. Две книги «Улитка на склоне» и «Пикник на обочине» для меня определяют всю историю советской России. И ее начало – пышное и кровавое, и достаточно бесславный конец. О том, что такое зона, кто такой Шухарт, что такое «золотой шар» и почему «Пикник на обочине» вызывал у советской цензуры такую ненависть, мы и будем говорить на лекции.

Подробнее

Два нобелевских романа о русской революции «Тихий Дон» и «Доктор Живаго» невозможно сравнивать. Однако, в центре каждого из них – женский образ, который проецируется, конечно, прежде всего, на Россию. Шолохов и Пастернак пишут, в сущности, об одном и том же: о женщине, которую в отрочестве растлили, которая неудачно была замужем и сбежала к любовнику, а потом родила в одном случае несчастного, а в другом мертвого ребенка… О том, как сюжет русской революции отразился в двух непохожих романах, о том, как два образа России создали два диаметрально противоположных художника мы и будем говорить.

Подробнее

Корней Чуковский – он же Николай Корнейчук – вероятно, лучший русский критик ХХ века. Наряду может быть, только, со Святополк-Мирским и Марком Щегловым. Чуковский, прославившийся в качестве детского поэта, и безусловно великого детского поэта, гораздо больше сделал в литературе, как открыватель новых имен, новых тенденций, как человек умевший обо всем писать увлекательно, как человек, сформулировавший многие законы нашего ремесла. Чуковский с его парадоксами, вспыльчивостью, увлечениями…человек, который создал собственную эстетическую теорию, согласно которой прекрасно – только бесцельное, а к цели ведет только то, что на самом деле устремлено совсем к другому – прекрасному, чистому эстетическому удовольствию… И в этом смысле Чуковский безусловно – самый успешный критик ХХ века. Потому что он единственный, кто сумел по-настоящему приблизить к читателю и Уитмена, и Уальда, и Маяковского, и Тынянова и, что особенно ценно, себя самого.

Подробнее

В «Песнях западных славян» загадочно абсолютно все, начиная с происхождения (в какой степени Пушкин догадывался об авторстве Мериме?): художественный метод – небывалый для Пушкина; совершенно удивительный размер, который он изобрел и русской литературе завещал; фольклорность; и конечно, удивительнее всего там новая интонация, которая сказалась в «Похоронной песне Иакинфа Маглановича». Это не смирение перед смертью – это отношение к смерти как к загадочному путешествию, как к величайшей тайне… Я думаю, что темы, едва намеченные Пушкиным в «Песнях западных славян» развивала и развивает до сих пор вся русская литература.

Подробнее

Николай Заболоцкий, как мне представляется, один из главных, а может быть, и главный русский поэт ХХ века. И самый загадочный человек в русской литературе. Человек, чья внешность, как сказал один из его итальянских переводчиков «напоминает о провинциальном бухгалтере», был человеком глубочайших внутренних страданий, скрытых прозрений, потрясающих философских откровений. Не говоря уже о том, что музыка его стиха – что в ранние годы, когда он занимался ОБЭРИУтским гротеском, что в поздние, когда писал классические ясные стихи – это музыка самая печальная, самая чистая во всей русской классической поэзии ХХ века.

Подробнее

Шварц – такое же простое и очевидное чудо, как его герои, как его язык, как простые реплики его пьес, заставляющие блаженно рыдать; его тридцатилетнее творчество, его шестидесятидвухлетнее присутствие среди нас, его советских соотечественников,– непредставимо, ему неоткуда было взяться. А с другой стороны – что может быть естественней, чем сказочник в аду? В сказках Шварца не происходит почти ничего собственно чудесного («Снежная королева», «Дракон», «Обыкновенное чудо» и многих других). Он старается спрятать чудеса за сцену или над сценой: никто не видит, как Ланцелот побеждает Дракона. Этого быть не может, и лучше этого даже не воображать.

Подробнее