Любовные истории, придуманные Пушкиным - Юрий Никишов

Скачать книгу

очи, полные безумством и томленьем,

      Сказали: счастие лови!

      Их вдохновенные движенья

      Сперва изображают нам

      Стыдливость милого смятенья,

      Желанье робкое – а там

      Восторг и дерзость наслажденья.

      ‹…›

      Друзья, в сей день благословенный

      Забвенью бросим суеты!

      Теки, вино, струею пенной

      В честь Вакха, муз и красоты!

      Последний призыв особенно показателен. Стихотворение начинается картиной явления Бахуса-Вакха празднично разодетым поселянам: читательское восприятие настраивается на стилизацию в жанре идиллии, столь характерной для Дельвига. Финальное обращение поэта переносит действие в современность, и акт этот можно понимать двояко: либо и «торжество Вакха» надо воспринимать как современный карнавальный праздник, либо авторское обращение просто перечеркивает многовековую дистанцию времен и слитно дает две картины – торжество Вакха и торжество (без карнавальных одежд) в честь Вакха. Обращение к античным образам предназначено подтвердить устойчивость исповедуемого образа жизни.

      В черновом отрывке 1818 года удивляет какая-то неадекватная реакция.

      Как сладостно!.. но, боги, как опасно

      Тебе внимать, твой видеть милый взор!..

      Забуду ли улыбку, взор прекрасный

      И огненный, волшебный разговор!

      Волшебница, зачем тебя я видел –

      Узнав тебя, блаженство я познал –

      И счастие мое возненавидел.

      Если «сладостно», то почему «опасно»? Если выделено «блаженство» и «счастье», то почему это понадобилось ненавидеть? В контексте стихов периода картина проясняется: поэт сердится на себя, что некие отношения принимают серьезный характер, выходят за рамки отмеренного и дозированного (вбирают элемент духовного – «огненный, волшебный разговор»). Объективно этому можно было бы радоваться, поэт же предпочитает сдерживать себя.

      Та же проблема ставится на ином материале:

      Чья мысль восторгом угадала,

      Постигла тайну красоты?

      Чья кисть, о небо, означала

      Сии небесные черты?

      Ты гений!.. Но любви страданья

      Его сразили. Взор немой

      Вперил он на свое созданье

      И гаснет пламенной душой.

      Недоконченная картина

      Чужой пример, пример художника, постигшего тайну духовной красоты, контрастен принципам поэта – и служит для него доказательством от противного: пример художника вызывает даже и восхищение, только цена духовного прозрения воспринимается слишком высокой, поскольку надламывает силы человека, и логика осторожности, которую исповедует покамест поэт, отвращает его от этого примера. (Кстати говоря, словоряд стихотворения уже нечто сулит: «гений», «красоты», «небесные черты». Но пока этот словоряд не схватывается сознанием поэта: его мысль устремлена совсем в другую сторону.)

      Та же тенденция просматривается в дружеских посланиях Пушкина, где речь заходит об амурных делах приятелей;

Скачать книгу