LITMIR.BIZ

      Он приходит со свитой к бухте Золотого рога, где видимо-невидимо кораблей со всех стран света, смотрит и говорит:

      – Что-то я не вижу корабля Харальда. Варяжскую ладью я бы сразу отличил от других.

      – И не увидишь, высокочтимый спафарий, – отвечают люди из свиты, – ибо Харальд войдет в бухту не на веслах, а под парусом, с попутным ветром. Так он сам сказал.

      С Катакалоном на берег пришел еще один знатный человек, протоспафарий по чину. Его звали Михаил Пселл. Его ученость славилась в Миклагарде, и он не терял случая, чтобы прибавить к ней хоть толику, и всегда ходил с восковой дощечкою для письма.

      Пселл говорит:

      – Странный обычай. Такого я не видел ни у сирийцев, ни у армян, ни даже у иберов, приплывающих из Колхиды.

      – Нет у варягов такого обычая, – отвечает Катакалон. – Но сдается мне, что-то задумал этот варвар.

      И он велит своим людям принять все надлежащие предосторожности. Но не успевают они к этому приступить, как ветер меняется и с моря слышатся трубные звуки. И скоро в устье бухты появляется наполненный ветром парус. И движется быстро, и приближается.

      Катакалон всмотрелся и говорит, усмехнувшись:

      – Теперь я вижу, в чем дело.

      Ладья плывет уже посреди бухты, и теперь все, кто был на берегу, видят, что на ее парусе изображена дева, скачущая на белом коне, прекрасная ликом. На носу же ладьи стоит трубач и трубит в рог.

      Михаил Пселл, протоспафарий, говорит:

      – Мне знаком обычай рыцарей пилигримов из варварских стран изображать лик своей прекрасной дамы. Но они рисуют ее на щите, а чтобы на парусе – этого я еще не видел.

      И он стал записывать увиденное на своей дощечке. Катакалон же, глядя, как корабль чалит к пристани, сказал:

      – Чем больше подвигов он совершит в ее имя, тем лучше для священной Империи.