LITMIR.BIZ

      Любимый мой! Юный сентябрь. Лучший месяц за то,

      что умерло вовсе не все иль погибло не вовсе

      и что, не покрыв головы и пока не увязнув в пальто,

      в желаньях скромна, вся подладясь под раннюю осень:

      едва ли прошу у такого тебя оголенности веток,

      бравурности алого цвета дерев, листовой позолоты…

      По-зимнему скован и бел был далекий твой предок,

      возможно; пусть ты невиновен: лишь вышел в него ты.

      О, можно еще не запрятывать книжки, покуда

      хранит чистоту и не тучно, безоблачно небо,

      каким я люблю его, чтоб без фантазий. Неруда!

      и мне, рыжий томик, земное подай на потребу!

      Щенка двортерьера, что, родственность нашу учуяв,

      за мной увязался и трусит, как я за тобою два года.

      Но платят за преданность разве? Ведь будто плачу я

      щенку колбасой – не берет! Что поделать, такая порода.

      О, нужно быть проще, как в том разговоре старушек,

      одна из которых, древнее, просила другую с балкона

      купить ей пломбира! Пусть, если покой твой нарушу,

      то только в святой простоте; наносное – за боны!

      Любимый мой! Юный сентябрь. На древе надежды

      еще не опали все листья, молящие цифр, но – в строчку.

      О, весь этот ворох бумажный, подножный… не кончится

      прежде,

      чем ты будешь кончен.

      Он – как сорняк, заполонивший поле

      моей, тобой возделанной, души.

      Хочу швырнуть ему в лицо: «Доколе?!»,

      а получается пролепетать: «Как жить?..»

      Чему хочу учиться? Аппетита

      к тому, что есть я и со мною есть —

      из вежливости чуть, и так претит мне

      доверием оказанная лесть

      ему. А ты – отзывчив простодушно

      на каждый и нечаянный молчок!

      Как я ночами плакала в подушку,

      как сердцу становилось горячо

      и голове, все силившейся разом

      всю душу выполоть, чтобы и след простыл

      его побегов. Чтобы одноглазым

      подсолнухом, веселым и простым

      взросло. К тебе. Я тороплюсь с вокзала

      на тротуара полосе цветы, цветы…

      охапками. А мне недоставало

      для одного

      души

      всей широты.

      …И только море Черное шумит.

      А мы в двенадцать замерли, молчали.

      Пять дней болгарских было за плечами,

      и на шестой день вдруг такой пиит!

      От Христо Ботева – на памятнике павшим,

      взор к небу поднимаете – и вот:

      Кто за свободу дрался, мол, и умер даже,

      тот никогда в народе не умрет.

      Я замираю с мыслью о советско —

      болгарских флотских силах, что давно

      погибли тут, завидую, что детству

      не моему столкнуться суждено

      с

Скачать книгу