Страннствия - София Юзефпольская-Цилосани

Скачать книгу

юную, совершенно иную – меня,

      образ девочки странной, как знать,

      вдруг предстанет, отмечен еврейскою грустью

      неизбежных прощений, но всё же еще не уставшей прощать.

      У решеток сквозных, у лебяжьего Летнего сада.

      Я жила там.

      А ты…

      Мимоходом в глаза загляни

      и ступай себе с Богом,

      мне больше мгновенья – не надо.

      Мой – до дыр

      Андрею Белому

      Аполлон Аполлонович жил на Фонтанке,

      в коммунальной квартире,

      на кухне три соседских шалтая-болтая

      приготовляли яичницу,

      Аполлон их недолюбливал

      за едкий запах.

      Он любил Мойдодыра

      и порфиру душистой своей Софии.

      Мойдодыр жил на Мойке, писал стихи,

      на Фонтанку захаживал в мятом кафтане по воскресеньям,

      Аполлон Аполлонович изобрел для него проспекты и утюги

      (и духи для тех трех шалтаев), кормил бутербродами

      и блоковским песнопеньем.

      Оба были бедны. Шипела яичница фонарей.

      Шалтаи-болтаи возносились над городом желтыми колдунами.

      А через дорогу Белый стоял и плакал, как соловей,

      стоял и плакал,

      весь был белый-белый от Господа,

      над голубым каналом.

      Но его не позвали.

      «Легкое дыхание разлук…»

      Легкое дыхание разлук,

      пастушок мой с дудочкой далече,

      только звездным блеском вечер мечен,

      только сердца одинокий стук:

      тук-тук-тук – шершавых ниток ком,

      пастораль под пальцами распалась,

      улица, фонарь, такси, роддом…

      нет, проехали, и ядовитая усталость —

      в музыке, невнятной и густой,

      мокрые тампоны лазарета

      и каким-то чудом тот кусок

      коврика с пастушкою в корсете.

      И плывет, всплывает – сонный хор.

      Нитки рвутся, и ревут младенцы.

      В питерском колодце жутко тесно.

      В мировом – не слаще – в унисон.

      Пастораль? Да, видимо, она:

      надпостельных ветхих ковриков орнамент,

      зданий выцветших подтеки, как пергамент,

      человек с тромбоном у окна…

      Речь

      Я говорю на чужом языке, не вашем.

      Знаю, люди меня не понимают вовсе.

      Мне отвечают капли в микстуре, и в душе ржавом

      краны скрипят, привечая воду. Меня так мостик,

      что над болотом завис, поучает: утоп, мол, в травках,

      острый чужой язык сжигает меня, как время.

      В каждой вмятине добрую дряблую краску

      расколупала – на звук, просчитала свой рост на двери.

      Каждая выбоина на дороге поет контральто:

      это копыто, лошадь, я грусть ее слышу громом.

      Так говорит с микроскопом бактерия, память,

      и ни один из звуков, что спела б в хоре.

      Ангелов? Не было, нет – и не будет здесь откровений.

      Греет ногу в прихожей бродячий аист.

      Кто-то

Скачать книгу