LITMIR.BIZ

      – Недаром они свищут. То, что девки душат своих незаконноприжитых детей и идут на каторгу, и что Анна Каренина бросилась под поезд, и что в деревнях мажут ворота дегтем, и что нам с тобой, неизвестно почему, нравится в Кате ее чистота, и то, что каждый смутно чувствует потребность в чистой любви, хотя знает, что такой любви нет, – разве всё это предрассудок? Это, братец, единственное, что уцелело от естественного подбора, и, не будь этой темной силы, регулирующей отношения полов, господа Лаевские показали бы тебе, где раки зимуют, и человечество выродилось бы в два года.

      Лаевский вошел в гостиную, со всеми поздоровался и, пожимая руку фон Корену, заискивающе улыбнулся. Он выждал удобную минуту и сказал Самойленку:

      – Извини, Александр Давидыч, мне нужно сказать тебе два слова.

      Самойленко встал, обнял его за талию, и оба пошли в кабинет Никодима Александрыча.

      – Завтра пятница… – сказал Лаевский, грызя ногти. – Ты достал, что обещал?

      – Достал только двести десять. Остальные сегодня достану или завтра. Будь покоен.

      – Слава богу!.. – вздохнул Лаевский, и руки задрожали у него от радости. – Ты меня спасаешь, Александр Давидыч, и, клянусь тебе богом, своим счастьем и чем хочешь, эти деньги я вышлю тебе тотчас же по приезде. И старый долг вышлю.

      – Вот что, Ваня… – сказал Самойленко, беря его за пуговицу и краснея. – Ты извини, что я вмешиваюсь в твои семейные дела, но… почему бы тебе не уехать вместе с Надеждой Федоровной?

      – Чудак, но разве это можно? Одному из нас непременно надо остаться, иначе кредиторы завопиют. Ведь я должен по лавкам рублей семьсот, если не больше. Погоди, вышлю им деньги, заткну зубы, тогда и она выедет отсюда.

      – Так… Но почему бы тебе не отправить ее вперед?

      – Ах, боже мой, разве это возможно? – ужаснулся Лаевский. – Ведь она женщина, что она там одна сделает? Что она понимает? Это только проволочка времени и лишняя трата денег.

      «Резонно»… – подумал Самойленко, но вспомнил разговор свой с фон Кореном, потупился и сказал угрюмо:

      – С тобой я не могу согласиться. Или поезжай вместе с ней или же отправь ее вперед, иначе… иначе я не дам тебе денег. Это мое последнее слово…

      Он попятился назад, навалился спиною на дверь и вышел в гостиную красный, в страшном смущении.

      «Пятница… пятница, – думал Лаевский, возвращаясь в гостиную. – Пятница…»

      Ему подали чашку шоколаду. Он ожег губы и язык горячим шоколадом и думал:

      «Пятница… пятница…»

      Слово «пятница» почему-то не выходило у него из головы, он ни о чем, кроме пятницы, не думал, и для него ясно было только, но не в голове, а где-то под сердцем, что в субботу ему не уехать. Перед ним стоял Никодим Александрыч, аккуратненький, с зачесанными височками и просил:

      – Кушайте, покорнейше прошу-с…

      Марья Константиновна показывала гостям отметки Кати и говорила протяжно:

      – Теперь ужасно, ужасно трудно учиться! Так много требуют…

      – Мама! – стонала Катя, не зная куда спрятаться от стыда и похвал.

      Лаевский

Скачать книгу