Скачать книгу

Будь здрав. (Отпивает.) Ты, Моцарт, бог, хоть ничего не знаешь.

      ПУШКИН (смеясь). Как всякий бог.

      ВЯЗЕМСКИЙ. Но ты и человек. И, стало быть, рожден для человечества. Ты русский, но ты живешь в целом мире и, значит, миру принадлежишь. И пусть даже обе эти девицы, которых мы взяли с собой в лодочку, вдруг узнали тебя по портрету, это еще не означает, что слава – только русское слово.

      СОБОЛЕВСКИЙ. Худо, что девушки узнают… Не разойдешься.

      ПУШКИН (Вяземскому). Ты прав, разумеется. Девицы смешны, и эта встреча точно припахивает анекдотом. И слава наша печально бедна, совсем как земля наша. По ней – и слава. Но есть у каждого свое назначенье, есть оно, верно, и у меня. Ты прав, ты прав. Рядом с пестрым и шумным миром мы делаем странное впечатление. Шесть веков назад у нас не было Данта. Не было Монтеня, ни Шекспира. Позади у нас больше крови, чем творчества, и узы нам понятней, чем музы. А все же могу поклясться, что здесь родится истинно великая словесность. И пространства, в которых просто исчезнуть, однажды дадут ей свою безоглядность. И все пережитые страданья дадут ей неведомые миру глубины. Но мы с тобой этого не увидим, а значит, и спорить нечего. Жаль. (Наливает себе.)

      СОБОЛЕВСКИЙ (чокаясь). Аминь, в наитии находящийся! Все так, мы этого не увидим. Вот кабы предки увидели нас, то-то б они повеселились. (Пьет.)

      ПУШКИН. Аминь.

      ВЯЗЕМСКИЙ. Аминь. (Пьет.)

      КАВАЛЕРГАРД (продолжает). Надо сказать, эльзасские девушки воспитаны в очень строгих правилах. Но я заметил, куда ведет лестница…

      ГОСПОДИН С УДИВЛЕННЫМ ЛИЦОМ. Ах, разбойник! Нет, каково!

      Кавалергард понижает голос.

      ПУШКИН. За Вяземского! И пусть всегда разум повелевает страстями, что в этом мире необходимо.

      ВЯЗЕМСКИЙ. Прощай, ты мне истинно дорог. Прости, если я порою бывал причиною твоих огорчений. Люди несовершенны, мой друг, ах как они несовершенны.

      СОБОЛЕВСКИЙ. О чем ты, князь?

      ВЯЗЕМСКИЙ. Неважно. Он понял.

      СОБОЛЕВСКИЙ. Очень возможно, понял и я.

      ВЯЗЕМСКИЙ. Ты уж готов к переезду?

      ПУШКИН. Готов.

      СОБОЛЕВСКИЙ. И бабушка – также?

      ПУШКИН. О, еще бы. Эта медная дура – моя судьба. Куда я, туда и она.

      ВЯЗЕМСКИЙ. Вот и настала минута прощанья.

      ПУШКИН. Бог с ней, не будем думать о мрачном. Ты едешь в мир, княжна окрепнет. Скоро настигнет тебя Соболевский. Станете вместе бродить по Риму. А я через несколько дней увижу Наташу. И рыжего Сашку. И Машку-капризницу. Чудеса! А там бог даст и осень, а с нею явятся, может быть, и стихи. Пока же они еще к нам приходят, стыдно жаловаться на судьбу. И посему, счастливые странники, не соболезнуйте остающимся. Тем боле от бремени я разродился. Типография боле за фалды не держит. Пугач мой осенью выйдет в свет. Нет, друзья, еще поживем. И мы не стары, и жизнь богата.

      СОБОЛЕВСКИЙ. За делом не забудь о жене. В приличном семействе детей должно быть хотя бы пятеро.

      ПУШКИН. Аминь.

      СОБОЛЕВСКИЙ. А пуще всего будь себе на уме. Ты ведь норовист, что резвый конь. Как раз понесет, а меня и нет…

      Пушкин внезапно обнимает его.

      Ну полно, полно,

Скачать книгу