Сто поэтов начала столетия - Д. П. Бак Диалог: Литературоведение, культура, искусство

Скачать книгу

И вот на излете 2000-х случилось-таки: совпадение геометрии паруса и направления ветра, обратная ломка голоса – возвращение подросткового фальцета, изо всех сил выдаваемое за возмужание и старение.

      За стеной соседи голосят.

      Я проснулся, мне за пятьдесят.

      За окном великая страна.

      Очень эта родина странна.

      Человеку к старости нужна

      Собственная тесная страна.

      Чтоб на расстоянии руки

      Положить тяжелые очки.

      Я родился здесь, в другой стране,

      На Луне, увиденной во сне.

      Хочется ласкать, а не кончать

      И железо больше не качать.

      Совершенно ясно, что лаской тут не обойтись – юношеское обострение чувствительности и чувственности не спрячешь за декларациями старческого бессилия. До самой сути в стихах Василевского дойти нелегко не по причине чрезмерного пристрастия к иронии, на каждом шагу провоцирующей двусмысленность любого тезиса и даже простого возгласа. И не из-за усердно (почти навязчиво) декларируемого равнодушия – ср. название книги 2009 года: «Все равно». Василевский настойчиво, раз за разом говорит нечто противоположное тому, что говорит, – это поэт жизнеутверждающей новой метафизики, которая в нашем надцатом столетии уже общеобязательно, в духе протестантского апофатического богословия, должна начинаться с тезиса об отрицании абсолюта.

      Чтобы убедить в наличии веры и в необходимости верить, в последние десятилетия все тиллихи и бонхёфферы начинали издалека: «Вы уверены, что небеса пусты? Не сомневайтесь, я совершенно согласен. Но вместе с тем…». Тут-то и начинается! Вы думаете, что с вами говорит Немолодой агностик Уже не молодой? Но ведь он вполне убежден в необходимости знания и познания, пусть даже эта убежденность раз за разом выдается за сомнение и неверие, за раздражение и старческую тоску:

      Этой осенью, этой зимою

      Всё равно, что будет со мною.

      Всё возможно, всё невозможно,

      Утомительно и тревожно.

      Всё равно, ничего не надо.

      Кто-нибудь, помилуй нас грешных

      Поэт Василевский провел в летаргическом сне пору концептуалистских иллюзий, соблазнов расставания с лирическим Я и вообще с лиризмом. И вот, пройдя через круги иронии, вся эта устаревшая геометрия прямого высказывания не отмирает, а воскресает в новых системах координат.

      Возьмем, например, пограничную ситуацию: человек, бывший и остающийся родным, тяжело умирает, почти утрачивая себя:

      безрадостное жевание

      мучительное испражнение

      неинтересный бред

      самого себя изживание

      то еще упражнение

      конца ему нет

      слабой жизни

      прилив отлив

      я недобр

      он терпелив…

      [тесть умирает]

      Что здесь написано пером? Мучительная встреча с уходящей жизнью другого – повод для обнаружения в себе недоброты.

      Чего

Скачать книгу