LITMIR.BIZ

      Я это видел в шестьдесят втором –

      Горела деревянная Игарка.

      Пакеты досок вспыхивали жарко –

      Сухой июль не кончился добром.

      Дымились порт, и склады, и больница, –

      Валюта погибала на корню,

      И было никому не подступиться

      К лохматому и рыжему огню.

      И, отданы милиции на откуп,

      У Интерклуба, около реки,

      Давили трактора коньяк и водку,

      И смахивали слёзы мужики.

      В огне кипело что-то и взрывалось,

      Как карточные, – рушились дома,

      И лишь одна пожару не сдавалась

      Большая пересыльная тюрьма.

      Горели рядом таможня и почта,

      И только зэки, медленно, с трудом,

      Передавая вёдра по цепочке,

      Казённый свой отстаивали дом.

      Как ни старалась золотая рота,

      На две минуты пошатнулась власть:

      Обугленные рухнули ворота,

      Сторожевая вышка занялась,

      И с вышки вниз спустившийся охранник,

      Распространяя перегар и мат,

      Рукав пожарный поправлял на кране,

      Беспечно отложивши автомат.

      За рухнувшей стеною – лес и поле,

      Шагни туда и растворись в дыму.

      Но в этот миг решительный на волю

      Бежать не захотелось никому.

      Куда бежать? И этот лес зелёный,

      И Енисей, мерцавший вдалеке,

      Им виделись одной огромной зоной,

      Граница у которой – на замке.

      Ревел огонь, перемещаясь ближе,

      Пылали балки, яростно треща,

      Дотла сгорели горсовет и биржа, –

      Тюрьму же отстояли сообща.

      Когда я с оппонентами моими

      Спор завожу о будущих веках,

      Я вижу небо в сумеречном дыме

      И заключённых с вёдрами в руках.

      Солнце в холодную село воду,

      В небе лучом полыхнув зелёным.

      Человечество делится на скотоводов

      И земледельцев. В делении оном,

      Неприменимом в двадцатом веке,

      Осталась верной первооснова,

      Коренящаяся в самом человеке,

      А не в способе добывания съестного.

      Ты это всё вспоминаешь, в душной

      Комнате, тусклой порой вечерней.

      В теле твоём законопослушном

      Неопрятный ворочается кочевник,

      Не отличающий оста от веста,

      Но ненавидящий прочные стены,

      Надеющийся переменой места

      Произвести в себе перемены.

      Прочь же поскачем, в пыли и гаме,

      Не доверяя земле вчерашней!

      Пастбище, вытоптанное ногами

      Сотен животных, не станет пашней.

      Где остановимся? Что засеем?

      Чем успокоим хмельные души?

      Вслед за Колумбом и Моисеем,

      Вплавь и пешком, по воде и по суше.

      Женщины этой ночное ложе,

      Дом

Скачать книгу