Скачать книгу

расскажи еще чего-нибудь. Так, став лидером школьной мелкоты, смелел и можно сказать наглел. До института все мои приятели были моложе на год-два. Но плохому я их не учил и потому мои менторские нотки родом именно оттуда. Да и праведные убеждения тоже.

      Женская тема

      Но вот пришла первая любовь, и приоритеты в моем репертуаре стали быстро меняться. Появилась первая с налетом двусмысленность:

      Спросил я Маню: – Дашь, не дашь?

      В виду имея карандаш,

      – Ты, Ваня, хоть и не Ван Дам,

      Но я тебе, наверно, дам.

      Чувствовал, что впереди ждало неизведанное, которое манило своими тайнами. Вспоминая свое отрочество в одной из первых книг я вернулся в те времена:

      Я начинал как все – со снежных баб!

      С большим азартом – ромовых я ел.

      Ах, бабы-бабы – я от вас ослаб,

      и до сих пор еще не протрезвел.

      Бывает, доведут – ну хоть ты режь!

      Смотреть противно,

      а не то чтоб там любить…

      Но чуть остынешь – ромовую съешь —

      и ну по новой снежную лепить!

      Хулиганить на женскую тему продолжал всю жизнь. Женщины меня вдохновляли и лихорадили. Вот пример из ранней молодости:

      Ты мне по новой отказала,

      не помню уж в который раз…

      Пойду, пройдусь я у вокзала, —

      там мне дадут… —

      хотя бы в глаз.

      Лишь там обиду я забуду,

      Как я забыл чреду обид…

      И звезды повалились грудой:

      – О, мать моя!

      Как глаз болит!

      Но со временем романтичность и мечты переходили в скепсис. И вот такое писалось уже ближе к зрелости:

      На тебя посмотришь сзади —

      Сто очков Шахерезаде!

      Если спереди смотреть —

      Клеопатра – ну как есть!

      Сверху – как богиня Ника!

      Снизу – всё от Анжелики!

      В профиль словно бы Минерва!

      Но внутри, похоже, стерва…

      Но дальше ироничности, по части женщин, черту никогда не переходил. Матершинником, в отличие от Пушкина никогда не был. Бытовая лексика привлекала своей чувственностью и многозначностью. В народе ее применяли для краткости речи и лучшей доходчивости. Я просто в два раза расширил свой лексикон и даже поймал «льющуюся пушкинскую строку». Но держал самые крутые и многозначные слова на крайний случай.

      И однажды все же не удержался и вставил нецензурное словечко в очередной стих:

      Умнее я возможно буду,

      Но красивее – это вряд ли,

      Возможно, стану я занудным,

      Ворчливым – тоже неприятно,

      Я постарею, полысею,

      что ж участь дедов и отцов,

      а далее, я разумею —

      еще умру, в конце концов!

      Но жив пока, мозга в загуле,

      энергия покуда прёт,

      кто спросит:

      – Жив? Скажу:

      – А х… -ли!

      И жив

Скачать книгу