Скачать книгу

и т. п., не мешало мне. Но не хотел, чтобы навязывали, как жить. Чего же хотел? Не знал, я был всеяден.

      Меня почему-то увлек литературный кружок, который вел коренастый поэт в шерстяной кепке набекрень, под Маяковского.

      Нас, бездельников, было много, пишущих о заре, полевых цветах, птицах в небе. Он поражал жестким выражением лошадиного лица:

      – Ничего нейтрального нет! Посмотрите на лес, – показывал за окно. – Вообразите, что за ним… Освенцим. Какие у вас будут краски, настроение?

      Я писал стихи. То есть изредка из меня нехотя выходили какие-то строчки, словно не мои, а кем-то надиктованные.

      Сила воображения оживляется, когда задумываешься, сочиняя стихи. Стихами мог лучше выразить смутное видение: что – мне? Потому что перед глазами сразу возникала не картинка, а сама судьба, с тревогой и печалью глядящая в будущее. Все мое мироощущение – как на тарелочке. Органная мощь нутра, глубинное шевеление гениальности. Сложная ткань текста, а не что-то плоское, социальное. Дух рождается на вершинах мук и наслаждений.

      Площадка поэзии – целый мир, а не мое конкретное место у книжных полок библиотеки. То есть, дело в «охвате всего», а не в изображении картинки.

      У всех времен распахнута душа,

      И в «формуле весны» грядет наука,

      И сквозь пропеллера стрекозий шар

      Дивишься, бездной кривизны испуган.

      Так что, до мысли об изменении общественного устройства, о котором мечтали мыслители, я еще не дорос. Но чувствовал, что зависимая жизнь моей податливой натуры – это страшный удар – в самое сердце! – по человеческому достоинству. До сих пор испытываю странную ностальгию от песни «Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля…», обнаруживая в себе «совка». Во мне тоже сидит «дорогое прошлое». Перелеты наших летчиков в Америку, челюскинцы, Тимур и его команда, Любовь Орлова. И недосягаемые высоты подвига людей в отечественную войну, и полет Гагарина в космос. И в то же время море на окраине земли, классики литературы, раскрытый мир школьных друзей.

      Это не расходилось со временем, и к тому же так ощущать его было безопасно. Но я уже чувствовал какой-то обман, и сердце было сухим.

      Что-то здесь не так. Ведь, всегда хотел жить в «родине всех».

      Я лимитчик без родины вечной.

      Не она ли – бескрайний блеск

      На краю земли этой вещной,

      Там, где детства прозрачный всплеск?

      Но давно распах изумрудный

      Бухты детства канул в годах,

      И в моем лимитчестве трудном

      Что излечит, какой же распах?

      Сколько было свободы простора

      Уходить в бездонность стихов,

      В безоглядном любовном напоре

      И в отверженных зорях садов.

      Жизнь неважно, наверное, прожил,

      И не вышел в расправленный век.

      Что мне надо? Лишь снятия ноши,

      Тяжкой ноши на сердце у всех.

      И в какие б ни канул свободы,

      Все томит меня ноша,

Скачать книгу