LITMIR.BIZ

      Тот голод, какого не утолят бобы и жирный бекон,

      Но тот, который от дома вдали терзает нас испокон,

      Пронимает тоскою по теплу и покою, ломает крепких парней

      Голод по родине и семье, но по женщине – всех сильней:

      Кто, как не женщина, исцелит, склонясь к твоему челу?

      (Как страшно смотрелась под слоем румян красотка по имени Лу).

      Но музыка стала совсем другой, сделалась еле слышна,

      Объяснив, что прожита жизнь зазря, и отныне ей грош цена;

      Если женщину кто-то увел твою, то значит – она лгала,

      И лучше сдохнуть в своей норе, ибо все сгорело дотла,

      И остался разве что вопль души, точно вам говорю!..

      «Я, пожалуй, сыграю открытый мизер», – вымолвил Дэн Мак-Грю.

      Стихала музыка… Но, как поток, она вскипела к концу,

      Бурля через край: «Приди, покарай» – и кровь прилила к лицу;

      Пришло желание мстить за всё, – да разве только оно? —

      Тупая жажда – убить, убить… Тогда замокло фоно.

      Он взглянул на нас, – я подобных глаз не видел, не буду врать:

      В оленьей поддевке, тощий, неловкий, – мне и слов-то не подобрать, —

      И спокойно так нам сказал чужак: «Я, конечно, вам незнаком,

      Но молчать не могу, и я не солгу, клянусь моим кошельком:

      Вы – толпа слепцов, – в конце-то концов, никого за то не корю,

      Только чертов кобель тут засел меж вас… и зовут его – Дэн Мак-Грю!»

      Я голову спрятал, и свет погас, – бабахнуло – будь здоров!

      После женского крика зажегся свет: мы увидели двух жмуров:

      Начиненный свинцом, – ну, дело с концом, – Мак-Грю лежал на полу,

      А чужак с реки лежал, привалясь к бюсту красотки Лу.

      Вот и вся история: на нее глядел я во все глаза.

      Допился ли гость до синих чертей? Не скажу ни против, ни за.

      У судей, наверное, много ума, – но я видел: в спешке, в пылу

      Целуя, обчистила чужака красотка по имени Лу.