Тень - Андрей Владимирович Глазков

Скачать книгу

улетающих воронов выцветшими ошметками детских фотографий прочь из города, где прошло почти все. Почти все прошло. Я смотрел на закончившийся для меня мир, зная, что сюда я точно уже никогда не вернусь, хотя бы по той причине, что даже спустя всего несколько часов в моем теле сменится достаточное количество клеток, чтобы считать меня иным. Мир не смотрел на меня. Мир был слишком занят собой, своими событиями, спешками, суетами, чертов эгоист. Мир устраивал демонстрации, манифестации, праздники, распродажи, фестивали, мир кутил, кричал, ездил, употреблял наконец, что хотел, как хотел и когда хотел. Мир рождался и умирал. Ему было не до меня. Ей было не до меня. Мир был не только мужчиной, мир был и женщиной, мир был многолик, многопол, многомер. Мир был и продолжался без меня. И я продолжал и продолжал мыслить эту мысль, ибо слишком больно было это для моего эга – видеть проявление другого эга в этом ужасном противном холодном зимнем мире, которому, да, совершенно правильно ты сейчас думаешь, которому было не до меня, в тот самый момент, когда я уезжал из него на вонючем грязном ржавом поезде в компании с человеком, имени которого я не помнил, не помню, и так и не рискнул уже никогда спросить.

      Давай чаю, старый. Что-то поднакрыло меня…

      школа

      * * *

      Школа же еще бывает в детстве.

      У меня была, не избежал я этого формирующего опыта.

      Школа… концентрированный досуг рассеянных квазилюдей.

      Учитель труда. Высохший на солнце огрызок человека. Сморщенные цели пожухлого мастера токарного станка. Железный воздух школьной тюрьмы для нас был хрустальным воздухом свободы для этого невысокого, сдавленного жизнью с родителями примера-того-что-не-надо-делать-со-своей-жизнью. Лоцман, показавший неправильный курс, очень ценен, если он ведет корабль врагов.

      Запах ацетона – вот моя основная ассоциация со школой. Там постоянно что-то красили. Еще помню, что мать прислала мне почтой один новенький носок (тогда только отошла мода на детские “чулки”). Старушка-процентщица из соседнего подъезда за десять копеек в день водила меня в школу.

      Во внутреннем дворе – галдящая толпа школьников, орущие родители, плачущие медсестры, взвод солдат, двойной круг оцепления. Кажется, пьяный сторож провел нас в класс через черный ход – точно не помню. Но как хорошо я помню этот резковатый и устрашающий запах свежевыкрашенных парт, запах свежего ацетона, там было еще что-то, но…. Там была осень. Красивая, яркая, сочная, душистая. Иногда дождливая, иногда солнечная, иногда светлая и просторная, в ней могли поместиться все – летние, зимние, собственно осенние и даже весенние мгновения. Они проливались жарким полуденным золотом, покрывались утренней хромированной коркой на лужах, обрушивались вечерними серыми графитовыми потоками, прорастали глупыми полуденными зернами малины второго сбора. А когда это великолепие, это празднование природы происходило, я сидел в школе. И ни капли не жалел, что пропускал столь безумное почти психоделическое веселье, ибо…

      Бро… Такая тема… Я как сейчас вижу первую учительницу – высокая, красивая, опять же блондинка, опять же полные алые губы,

Скачать книгу