Метафизика Петербурга: Французская цивилизация - Дмитрий Леонидович Спивак

Скачать книгу

общественном мнении. Фактами оно, как известно, не подтверждалось. Но в данном случае Феофан снова выступил как преданный соратник Петра и его верный сотрудник в творении мифа, имевшего самое непосредственное отношение и к «духу Петербурга».

      Державин

      «На темно-голубом эфире

      Златая плавала луна;

      В серебряной своей порфире

      Блистаючи с высот, она

      Сквозь окна дом мой освещала

      И палевым своим лучом

      Златые стекла рисовала

      На лаковом полу моем».

      Приведенные нами начальные строки державинского «Видения мурзы» изумительны по звучанию. Мы затрудняемся подыскать им какой-либо аналог в сокровищнице отечественной поэзии допушкинского времени. Однако они служат по сути лишь вступлением в эскиз ночного Петербурга, полного тайн и загадок, в котором не спят лишь визионеры и поэты:

      «Вокруг вся область почивала,

      Петрополь с башнями дремал,

      Нева из урны чуть мелькала,

      Чуть Бельт212 в брегах своих сверкал;

      Природа, в тишину глубоку

      И в крепком погруженна сне,

      Мертва казалась слуху, оку

      На высоте и в глубине»…

      И эта картина, как позже оказывается, представляет собою лишь часть развернутой экспозиции к видению богоподобной Фелицы, которая милостиво изволила посетить своего любимца и обещать ему удел в своем бессмертном бытии. Завершая развитие русской литературы XVIII столетия в целом, творческое наследие Державина содержит, как мы только что имели возможность заметить, немаловажные примеры развития также и «петербургской темы».

      Как известно, Гаврила Романович учился на медные деньги, тянул солдатскую лямку и времени для изучения как французской грамматики, так и изящной словесности почти не имел. Формально, поэт прошел курс начального обучения французскому языку еще в молодости, в Казани. Однакоже гимназические уроки скоро забылись. Свободно говорить по-французски он так никогда и не выучился, хотя в ногу со временем все же старался идти. По этой причине, французские реалии периодически попадаются в его стихах – нередко как антитеза российским.

      «А мне жаркой еще баран

      Младой, к Петрову дню блюденный,

      Капусты сочныя кочан,

      Пирог, груздями начиненный,

      И несколько молочных блюд,-

      Тогда-то устрицы, го-гу,

      Всех мушелей заморских грузы,

      Лягушки, фрикасе, рагу,

      Чем окормляют нас французы,

      И уж ничто не вкусно мне»…

      Конечно, в какое сравнение могут идти все эти «го-гу»213 и лягушки со старым добрым грибным пирогом и прочим отечественными яствами! Полагаем, что мы правильно поняли мысль поэта. Однако в таких случаях отнюдь немаловажно, какая традиция предоставляет материал для сравнения – и, соответственно, прояснения вкусовых, а с ними и прочих культурных предпочтений214.

Скачать книгу

<p>212</p>

«Бельт» – в данном случае, Балтийское море. Примечания к авторскому тексту, а также перевод иноязычных фрагментов здесь и далее введены нами, если это не оговорено особо.

<p>213</p>

От французского “haut goût” («изысканная еда», дословно «высокий вкус»); по этой модели построено и теперешнее “haute couture” («высокая мода»).

<p>214</p>

Картина в «Похвале сельской жизни», откуда мы позаимствовали последний из процитированных отрывков, осложнена еще перекличкой с античными образцами (прежде всего, одной из известнейших эпиграмм (III, 47) Марка Валерия Марциала).