Скачать книгу

совсем другая жизнь. «То, что родители содержат заезжий дом, было для детей сюрпризом, и весьма обидным. Как, их отец, реб Нохум Вевиков, выходит встречать постояльцев, их мать, Хая-Эстер, стряпает, их бабушка Минда прислуживает! Большего падения, худшего позора они и представить себе не могли. <…> серебряных и позолоченных кубков, бокалов и бокальчиков, а также ножей, вилок, ложек – всего столового серебра уже не было. Куда оно девалось? Только много позже дети узнали, что родители заложили его вместе с маминым жемчугом и драгоценностями у одного переяславского богача и больше уже никогда не смогли выкупить. <…> мать принесла из кухни далеко не роскошный ужин: подогретую фасоль, которую нужно было есть с хлебом; да и хлеб был чёрствый. Мама сама нарезала хлеба и дала каждому его порцию. Этого у них никогда не бывало – повадка бедняков!»[15]

      В новое семейное дело – не слишком доходное, богатые приезжие предпочитали останавливаться у конкурентов Нохума Рабиновича, где условия получше – были вовлечены все: в обязанности Шолома входило караулить и зазывать в дом приезжих, на все лады расхваливая его; ставить для них самовар; бегать по их поручениям в лавку и в шинок за горилкой; чистить им сапоги; подметать двор. Превратиться в прислугу, мальчика на побегушках после воронковской жизни в достатке было, конечно, унизительно – но что делать? Продолжал Шолом и учиться – в местном хедере, у местного меламеда, где его знания, эрудицию и пытливый ум быстро оценили и даже прозвали «воронковским знатоком Библии»: «<…> взрослые часто, добродушно ухватив его за ухо, спрашивали: “Ну-ка, маленький Знаток Библии, в каком месте находится такое-то изречение?”»[16]

      Но главное – бисерный, ровный, каллиграфический почерк. Однажды брат отца дядя Пиня, чтобы проверить, усадил Шолома за стол, дал перо, чернила и – не найдя листа бумаги – молитвенник своего сына, приказал: «Пиши!» – «Что мне писать?» – «Пиши что хочешь». И Шолом написал на молитвеннике своё первое в жизни произведение – на древнееврейском: «Хотя на священной книге мудрецы писать запрещают, но знака ради это позволено. Сей молитвенник принадлежит… Кому он принадлежит? Кому принадлежит, тому и принадлежит. Но всё же кому он принадлежит? Тому, кто его купил. Кто же его купил? Кто купил, тот и купил. Кто же всё-таки его купил? Тот, кто дал деньги. Кто же дал деньги? Кто дал, тот и дал. Всё-таки кто же дал? Тот, кто богат. Кто же богат? Кто богат, тот и богат. Кто же всё-таки богат? Богат славный юноша Ицхок, достойный сын знаменитого богача Пинхуса Рабиновича из прославленного города Переяслава»[17].

      Примеры подобного – живого, мастерски выписанного тавтологического монолога, на каждой строчке препирающегося с самим собой или вертящегося, как собака за своим хвостом, вокруг любого утверждения, которое тут же на наших глазах опровергается, – чисто еврейского монолога находим в изобилии во всяком произведении Шолом-Алейхема. Это станет его визитной карточкой, коронным номером и вкладом в мировую литературу.

      «Страсть

Скачать книгу


<p>15</p>

«С ярмарки».

<p>16</p>

Там же.

<p>17</p>

«С ярмарки».