LITMIR.BIZ

      27 мая 1927 года, пятница

      Колокол на южной башне собора Парижской Богоматери пробил одиннадцать раз. До конца дежурства оставалось восемь часов. Все мои пациенты спали, травм и аварий не случилось. Я устроился на скамье средневекового внутреннего дворика госпиталя и только впал в блаженную полудрёму, как с крытой галереи послышался голос медсестры Мартины:

      – Доктор Ворони́н, мадам Ворони́н ждёт вас у входа!

      Елена стояла у больничных дверей в чёрном коротком платье. Светлые волосы растрепались, руки сжимали сумочку. Под высокими сводами Отель-Дьё она выглядела маленькой, растерянной и такой испуганной, что сразу же захотелось обнажить меч и защитить её от дракона. Но после семи лет брака я знал, что жена способна сама справиться с любым драконом.

      – Воробей, французские кавалеры не проводили тебя домой?

      Она обняла меня, уткнулась в ворот пропахшего карболкой врачебного халата, её тёплое дыхание и волосы приятно защекотали шею.

      – Я сбежала, – подняла лицо со знакомой смесью выражений: ресницы ещё слипаются от слёз, на дне потемневших глаз плещется обида, а губы уже морщит задорный кураж. – Этот Люпон ко мне пристал. Мне пришлось спасаться бегством.

      – Вот негодяй. Что он сделал?

      – Дурак! – Елена покраснела, махнула рукой. – Я спустилась в дамскую комнату, а когда вышла, он поджидал меня в фойе. Потный такой, самодовольный, пьяный. Подошёл почти вплотную и прямо в лицо своим вонючим «Голуазом»: «Прекрасная Елена, приходи завтра ко мне в ателье, я покажу тебе вещи, столь же прекрасные, как ты сама…» – и всё это на «ты»! Я сначала подумала, что меня мой французский подвёл. Представляешь?

      Она поднялась на цыпочки, потёрлась щекой о мою щетину. Я не хотел представлять себе наглого фата, пристающего к моей жене.

      – Зря ты пошла на этот ужин.

      Елена отступила на шаг, обиженно насупилась, я спохватился:

      – Ладно, чёрт с ним. Ты ни в чём не виновата, любовь моя.

      – Я не оправдываюсь, просто рассказываю. Я ему говорю: «Месье Люпон, при случае мы с мужем будем рады полюбоваться вашей галереей». А он схватил меня за руку, потянул на себя и с гнусной такой усмешкой: «Похоже, у тебя слишком занятый муж. Приходи одна».

      Я, наверное, изменился в лице, потому что Елена быстро добавила:

      – Саш, клянусь, я не давала повода. Он правда был сильно пьян, – она сердилась, одновременно смущалась и от этого сердилась уже и на саму себя. – Я больше ни одной минуты не могла там оставаться. Повернулась, выскочила из ресторана и сразу к тебе. Всю дорогу бегом.

      – Ну и молодец, – я поцеловал её в висок, вдохнул сладкий, тёплый аромат её духов. – Завтра разберусь с ним. Пожалуйста, не волнуйся. А что это у тебя с ногой?

      Чёрный шёлковый чулок на правой коленке был продран, из дыры выглядывала свежая ссадина.

      – Ерунда. На мосту поскользнулась и упала.

      Медсестра Мартина Тома строго следила за нами из-за регистрационной стойки.

      Я подмигнул Елене:

      – Здесь есть свободная палата, давай я тебя ненадолго госпитализирую для обстоятельного осмотра.

      Она покраснела, засмеялась, виновато взглянула на суровую Мартину.

      – Сашенька, смертельно хочется спать. Вызови такси, а?

      Я отпустил её осторожно, как неустойчивый стеклянный бокал, отошёл к стойке, продиктовал Мартине телефонный номер своего приятеля – владельца таксомотора. И всё время продолжал смотреть на Елену, потому что смотреть на неё было чистым удовольствием и мне не хотелось оставлять её даже на минуту.

      Вернулся к ней:

      – Сейчас приедет Дерюжин, доставит тебя домой в целости и сохранности. Дай хотя бы продезинфицирую царапину.

      Она села на скамью, я опустился перед ней, подул на ранку, промокнул колено ваткой в спирту и, наплевав на бдительную Мартину, закончил медицинскую процедуру панацеей поцелуя. Потом проводил жену до угла Рю-де-ля-Сите, куда через минуту подъехал знакомый ситроен. Пытаясь собственной галантностью возместить хамство парижских жуиров, я распахнул перед женой дверцу. Елена скользнула внутрь.

      – Воробей, завтра же вызову твоего оскорбителя на дуэль.

      Её глаза блеснули из недр автомобиля:

      – Ты не должен заступаться за меня. Я сама прекрасно разберусь.

      Через открытое окно я поцеловал ей руку, положил под лобовое стекло десять франков, кивнул Дерюжину:

      – Спасибо, полковник.