Праведный палач - Джоэл Харрингтон

Скачать книгу

и никто не мог гарантировать, что так оно и будет впредь. Со времен Средневековья профессиональных палачей повсеместно осуждали как хладнокровных убийц по найму, и потому респектабельное общество не допускало их в свой круг. Большинство из этих людей были вынуждены жить за пределами городских стен или вблизи от мест и без того омерзительных, как правило около скотобойни или лепрозория. Ограничение в правах было столь же исчерпывающим: ни один палач или член его семьи не мог иметь гражданства, быть принятым в гильдию, занимать государственную должность, стать законным опекуном или свидетелем в суде или даже оформить завещание. До конца XV века эти изгои не получали официальной защиты от насилия толпы в случае неудачной казни, и некоторых из них разъяренные зрители фактически забивали камнями до смерти. В большинстве городов заплечных дел мастерам, как их чаще всего называли, было запрещено входить в церковь. Если палач хотел крестить ребенка или провести последний обряд над умирающим родственником, то он полностью зависел от милосердия местного священника, готового или неготового ступить в «нечистое» жилище. Ему также запрещали посещать бани, таверны и другие общественные заведения, а визит в дом какого-нибудь уважаемого человека был просто невозможен. Люди эпохи Франца Шмидта испытывали такой всеобъемлющий страх перед осквернением от одного только прикосновения руки палача, что уважаемые люди рисковали потерять все свои средства к существованию даже при случайном контакте. Фольклор изобиловал историями о бедствиях, постигших тех, кто нарушил это древнее табу, и о красивых обреченных девах, которые предпочли смерть, нежели добивавшегося их руки палача[31].

      Источник этой глубокой тревоги кажется очевидным, учитывая отталкивающую природу заплечного ремесла. Даже сегодня прямой контакт с мертвецами несет на себе во многих культурах знак скверны. В Германии раннего Нового времени список «постыдных ремесел» включал не только палачей, но и могильщиков, кожевников и мясников[32]. Большинство людей, кроме того, считали палачей порочными наемниками и таким образом выводили их за рамки «приличного» общества, наравне с бродягами, проститутками, ворами, а также цыганами и евреями. Современники, как и некоторые нынешние ученые, полагали, что всякий человек этой сомнительной профессии сам должен быть преступником, хотя убедительных доказательств такой корреляции не найдено. Также предполагалось, что подобные маргинальные фигуры были непременно рождены вне брака, причем различие между «внебрачным» (unehelich) и «порочным» (unehrlich) часто игнорировалось, так что даже официальные документы могли упомянуть «палача, сына шлюхи»[33].

      Неудивительно, что палачи и прочие нечестивцы стремились объединяться как в профессиональном, так и в социальном плане. Династии палачей, основанные одновременно на изоляции от общества и стратегических перекрестных браках, возникали по всей империи. Некоторые

Скачать книгу

<p>31</p>

Angstmann, 85.

<p>32</p>

Среди других позорных занятий – цирюльники, нищие, дворники, кожевники, придворные слуги и стрелки, пастухи, свинопасы, чистильщики уборных, мельники, ночные сторожа, актеры, трубочисты и мытари. Nowosadtko, 12–13, 24–28.

<p>33</p>

"Der Hurenson der Hencker," в 1276 Augsburg Stadtrecht. Keller, 108. Аргумент о несвободе может быть опровергнут хотя бы тем фактом, что наиболее распространенными фамилиями среди палачей были ремесленные или торговые по происхождению, в том числе Шмидт (кузнец), Шнайдер (портной) и Шрайнер (плотник). Несколько палачей, возможно, были осужденными преступниками, но, похоже, это было скорее исключением, чем правилом. Ангстман (Angstmann, с. 74–113) особенно подвержена влиянию антропологических исследований ее времени на эту тему в начале XX века, а также ее находок в сагах. Некоторые историки даже полагали, основываясь на юнгианских представлениях о сакрально-магическом дискурсе (а не исторических свидетельствах), что средневековые палачи были наследниками языческих германских священников, которые руководили ритуальными жертвоприношениями, и что последующие диффамации в их адрес были частью процесса распространения христианства. Karl von Amira, Die Germanischen Todstrafen (Munich, 1922); see also discussion in Nowosadtko, 21–36, and G&T, 14, 38–39.