ТОП просматриваемых книг сайта:
Обще-житие (сборник). Жена Павловская
Читать онлайн.Название Обще-житие (сборник)
Год выпуска 2012
isbn 978-5-9691-1026-7
Автор произведения Жена Павловская
Они чуть припоздали. В полуподвале на Некрасова уже много клубилось смутного народа, придающего столичным городам особый терпкий привкус. Художники, работающие истопниками, студентки-натурщицы, барственный мужчина в молодежном джинсовом прикиде со взглядом оценщика из ломбарда. Томно молчали, изучая свой выдающийся маникюр, тощеногие блондинки. Темноволосые, наоборот – крепенькие, смуглые, говорливые, с короткими ногтями, стриженые, с длинными челками. Зойка-маленькая что-то быстро черкала в записную книжку седой искусствоведческой даме в обалденном кубачинском серебре и бирюзе, но с вонючей беломориной в лошадиных зубах. На покрытом клеенкой столе – водка, салат из кальмара, сыр, все галдят, ругательски ругают экспозицию выставки в Академии художеств, кто хозяин – неизвестно. Заметно нетрезвый старец, с медным крестом на могучей груди и в узбекской тюбетейке, перед каждой очередной рюмкой хрипит: «Чтоб они сдохли, суки советские!» – и грозит пухлым кулаком в направлении узкого окошка под закопченной потолочной балкой.
– Дед Андрюша, скульптор. Гений. Пьет как конь, – шепнула Жанке подошедшая к ней прикурить девица из темноволосеньких. – А ты кто? Раньше здесь тебя не видела. Натурщица?
– Я театроведка… будущая… Жанна.
– А я искусствоведка… будущая… Женя.
– Ну что ж, выпьем за наше смутное будущее!
Бородатый расслабленный юноша в обвисшем до колен свитере, пошатываясь, подбрел к Жанне: «Мы с Мориской Вламинком братья по колориту. А Дали Сальвадорка – вахлак! Климка тоже вахлак. Вероника Васильевна – сволочь вислозадая. Однако в деле сечет. А я – подлец. Ты со мной не спорь, слышишь? Ты лучше на Захаркину стронциевую посмотри – горит! И не спорь!
Жанка засмеялась, спорить не стала и почувствовала себя легко. Ей случалось бывать в поющих, целующихся и обнимающихся околотеатральных компаниях, где все скованы, как колодники, любовью-завистью. Но здесь было по-другому. Искренней, проще, грубее. Втягивала острый, отдающий кинзой и прогорклой олифой, запах краски, лака, подвала, старого дерева.
На стенах, на мольбертах картины. Гляди – в центре дрожит, рдеет алое, размывающееся по рваным краям, слабеющее, побеждаемое наплывами флегматичной сини, зелени ядовитой с сумрачным дымным натеком, но где-то к краю это красное пробивается, исчезает, снова кружит среди бархатно-серых дымов и возрождается торжествующим, огненным, открытым, как высокое, ликующее «А-а-а!». На другой стоят в странном оцепенении то ли дома, то ли деревья плотной охры и дьявольски красивые изумрудные молнии, а может нервы, пронизывают и соединяют это мрачное недвижное бытие охряных столбов. Молнии эти были тоже похожи на деревья,