LITMIR.BIZ

      Ожидаются смех, страсть и холод,

      ожидаются лица неизвестные и известные,

      ожидается некий как бы сколок

      с того, что уже наносили вёсны.

      Так в разговорах о близком будущем

      мы остаемся беспомощны и одеты,

      подозревая друг в друге чудище

      и даже уповая на это,

      потому что всё вокруг

      так скулит и сердце гложет,

      потому что самый друг

      весь насквозь проелся ложью

      так, что не может быть благого

      теплого жилья-былья.

      На оболганное слово

      светы тихие лия,

      огонек напольной лампы

      не взыграет за щелчком —

      будут только ели лапы

      щедро пудрить за окном,

      и богатая причинность

      убежденно засвербит,

      заскрежещет под овчиной

      той, в которую закрыт

      нос и торс, и форс твой зимний

      в нежности не упасет

      смех и страсть и холод. Синий —

      синий под овчиной лед.

      Человек – какой-то дьявол, слово чести:

      вывел кур без петухов, диетические яйца ест.

      Сердце морем пучится и вести

      ветер запахом несет окрест,

      между губ моих произрастают розы

      на грудь тем, кто в девках засиделся.

      Человек – какой-то дьявол: сделал,

      вытерся и вниз бумажку бросил.

      Вот увидишь как из глаз полезут ветки,

      и давай свисать плодами, накреняться —

      это мощный запах носит ветер

      это кошки продолжают красться,

      а кошачий добрый доктор их

      тот, который по десятке с носа на потоке

      выскребал их жалкие протоки —

      человек какой-то дьявол! – сник.

      Мир вприпрыжку и припляску

      кинет кости отлюбить

      вашу душу под завязку

      когда Бог даст телу быть.

      За баней девочка быстра

      мошонку гладит вверх,

      а мою руку запустила в нерв

      у основания бедра.

      А воздух густ,

      а осень бессмертна как жизнь,

      а ветки хлыст на ветру свистит. Уст

      ее лепестки внизу сошлись.

      И душа ее на теле

      чавкала, звала, журчала

      на огромном теле двух,

      будто бы на самом деле

      миром правит величаво

      вольный и свободный дух.