Скачать книгу

И это правда. За свою гражданскую позицию, за «тонкошеих» вождей и «кремлевского горца», Мандельштам заплатил жизнью. Но в сознании цензора гражданская зрелость могла означать только хвалу стройке коммунизма под мудрым руководством партии, поэтому он и не заметил, что Венцлова вернул словам их истинный смысл.

      Один из рецензентов сборника – Витас Арешка не нашел в книге «живого чувства истории» и пожелал Венцлове «расширять творческие горизонты, наполнять стихи живой действительностью[126]. Между тем десятилетия спустя американский критик Майкл Скэммелл в рецензии на сборник Томаса Венцловы называет его «верным действительности»[127], подобно книгам Адама Загаевского и Чеслава Милоша.

      Проблему языка, актуальную для современной поэзии, Томас Венцлова подчеркивает даже в названии сборника. В нем, помимо прочего, отражена оппозиционность книги и по отношению к властям, и к тогдашним тенденциям в литовской поэзии. Придумать название помог Пранас Моркус: «…назови „Метелинга“ – <…> это такая дощечка („notа linguae“ по латыни), которую в старые времена в русских или польских школах вешали на шею ученику, посмевшему заговорить по-литовски. Вот и ты, мол, говоришь на каком-то не том языке, то есть название подходит. Я подумал: слово не банальное, но как раз из-за этого его не пропустят редактор и цензор. Попробуем перевести на литовский. „Метелинга“ – это „notа linguae“, а „notа linguae“ – это знак языка, речи. Тут как-то сразу отражаются и мои семиотические интересы, и сам стиль книги. <…> Кстати, Чеслав Милош, переводя одно из стихотворений на польский, перевел „Знак речи“ как „стигма речи“, „клеймо речи“, тем самым реконструируя понятие „метелинги“».[128]

      Сборник Томаса Венцловы нетрадиционен для литовской литературы. В литовской поэзии того времени была принята эмоциональная исповедь поэта, а Венцлова даже в названиях стихов подчеркивал «делание» стиха (или его «изготовление», «конструирование», как он сам называет это в дневнике) – например, «Попытка описать комнату». Есть несколько стихотворений, в названии которых автор как бы дает себе задание написать на определенную тему: «Стихи о памяти», «Стихи об архитектуре», «Стихи о конце».

      В литовской литературе тогда цвел своего рода сюрреализм, освободивший поэзию от тисков формы, разрешивший ей плыть по волнам свободных ассоциаций. «Классицизм, веселая и торжественная школа» Венцловы, напротив, строго подчиняется форме. Цензура вроде бы пропускала авангардные эксперименты, свойственные времени, но Венцлове казалось, что раз они разрешены властью, значит, отдают конформизмом. Он несколько раз уверенно сформулировал свои приоритеты: «В поэзии я ценю сдержанность, вкус, точность, внутреннюю логику, обдуманную композицию, техническую строгость и изобретательность, которые, конечно, не должны демонстрироваться специально. Не люблю так называемую спонтанность, безответственное экспериментирование, которое часто перетекает в графоманию»[129]. Не считая Генрикаса Радаускаса, Томас Венцлова

Скачать книгу


<p>126</p>

Are š ka V. Tarp realybės ir abstrakcijos // Literatūra ir menas. 1972. 24 birželio. Р. 5.

<p>127</p>

Scammell M. Loyal Toward Reality // The New York Review of Books. 1998. September 24. Р. 36.

<p>128</p>

Manau, kad…: Pokalbiai su T. Venclova. Vilnius, 2000. Р. 41—42.

<p>129</p>

Ibid. P. 196.