Эпоха великих реформ. Исторические справки. В двух томах. Том 1 - Григорий Аветович Джаншиев

Скачать книгу

более спокойный взгляд на дело, хотя крепостники, вроде начальника III отделения кн. В. А. Долгорукова и министра государственных имуществ М. Н. Муравьева, продолжали сеять тревогу и видеть в терроризации удобное, лучшее средство для достижения своих низких целей. Друзья свободы, веря в здравый смысл народа, все же с замиранием сердца прислушивались к тревожным слухам о предстоящих беспорядках, которые как нельзя более были бы на руку врагам свободы. «Я считаю себя обязанною предупредить вас, – писала 18 февраля 1861 г. в. к. и достойнейшая женщина Елена Павловна Н. А. Милютину, что, как передают мои люди, если ничего не будет к 19 февраля, чернь явится к Зимнему дворцу с требованием освобождения. Нужно бы несколько обратить внимание на эти толки: демонстрация была бы пагубна»[233].

      Несмотря на все принятые меры, в общество и в народ проникали известия о кознях крепостников, о тех мучительных перипетиях, коими сопровождались последние стадии составления освободительного законоположения. Государь счел нужным непосредственно и лично направить последнюю фазу законодательных работ. Благодаря энергии и искусству председателя крестьянского Главного комитета, великого князя Константина Николаевича, «вложившего душу в это великое дело», по справедливому замечанию г. Семенова, проект Положений прошел через Комитет без существенных изменений.

      Рассмотрению Положений Главный комитет посвятил более сорока заседаний, продолжавшихся свыше шести часов. Прения затягивались главным образом благодаря В. П. Буткову: он все еще не мог раскрыть, который из членов наиболее могущественен, и не знал, в чью пользу привести в движение всю силу канцелярии, которая имеет действительную власть у нас[234].

      Оставалось побороть упрямство членов Государственного совета, огромное большинство коего стояло за помещичьи интересы и относилось враждебно к проекту Редакционной комиссии об освобождении крестьян с достаточным наделом.

      26 января состоялось соединенное заседание[235] Совета министров и Главного комитета под председательством Государя. Он горячо благодарил членов Комитета, защищавших проект Редакционных комиссий, и особенно великого князя Константина Николаевича, которого целовал несколько раз. Тут же он высказал свою непременную волю, чтобы рассмотрение проектов было окончено безотлагательно к 15 февраля.

      28 января происходило заседание общего собрания Государственного совета под личным председательством Государя. В речи своей Государь необычайно твердо и повелительно[236] указал, что при обсуждении Положений могут быть допущены второстепенные изменения, но основы должны остаться неприкосновенными. В последнем заседании 28 января 1861 года, требуя окончания дела к 15 февраля без отмен и проволочек, Государь прибавил: «Этого я желаю, требую, повелеваю, вы должны помнить, что в России издает законы самодержавная власть»[237].

      Ввиду того, что делались попытки, особенно

Скачать книгу

<p>233</p>

Н. с. Леруа-Болье, 61.

<p>234</p>

См. письмо А. В. Головнина в н. Биогр. словаре.

<p>235</p>

По поводу этого памятного заседания Никитенко заносит в свой Дневник: «Партия противников свободы, кажется, готова в своем бессилии на всякие гадости. Она выдумывает и распускает по городу слухи в расчете напугать правительство. Теперь, например, пущена в ход глупая выдумка о явлении Путятину (мин. нар. проев.) тени Я. И. Ростовцева и пр.» (Русс. Стар., 1891. № 1. С.49).

<p>236</p>

В речи своей Александр II, между прочим, говорил: «Дело об освобождении крестьян по важности своей я считаю жизненным для России вопросом, от которого будет зависеть развитие ее силы и могущества. Я уверен, что вы все, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры… Моя непременная воля – чтобы дело это теперь же было кончено. Вот уже четыре года, как оно длится и возбуждает различные опасения и ожидания как в помещиках, так и в крестьянах. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства. Я не могу не удивляться и не радоваться, и уверен, что и вы все также радуетесь тому доверию и спокойствию, какое высказал наш добрый народ в этом деле. Хотя опасения дворянства до некоторой степени понятны, потому что они касаются до самых близких и материальных интересов каждого, при всем том я не забываю и не забуду, что приступ к делу сделан был по вызову самого дворянства, и я счастлив, что мне суждено свидетельствовать об этом перед потомством… Я не скрывал моего образа мыслей и взгляда на занимающий всех нас вопрос и говорил везде, что это преобразование не может совершиться без некоторых пожертвований и что все старание мое заключается в том, чтобы пожертвования эти были сколь возможно менее обременительны и тягостны для дворянства… Приступая к этому важному делу, я не скрывал от себя всех тех затруднений, которые нас ожидали, и не скрываю их и теперь; но, твердо уповая на милость Божию и уверенный в святости этого дела, я надеюсь, что Бог нас не оставит и благословит нас кончить его для будущего благоденствия любезного нам отечества» (см. Прав. Вестн., 1893, апреля 18). Министры говорили, что они никогда не видали Государя с таким решительным выражением в лице и тоне речи (см. н. Материалы. Т. III, 156).

<p>237</p>

Речь в Госуд. совете 28 января, писал Головнин, поставила Государя бесконечно выше всех его министров и членов Совета. Он вырос безмерно, а они опустились. Отныне он приобрел себе бессмертие. (Биогр. слов., 557, письмо Головнина к Барятинскому).