LITMIR.BIZ

      4. К этим случаям примыкают другие, в которых хотя и имеется в сознании разница, но она не приводит к явному суждению. Отчасти это такие суждения, которые довольствуются сравнением, сходством и часто – как это имеет место при фантастическом или остроумном сравнении – вполне принимают внешнюю форму суждений наименования; на этом процессе покоится также большинство метафор в языке. Отчасти же это такие суждения, в которых представление субъекта хотя и богаче и определеннее, чем представление предиката, но в нем выступает и подчеркивается лишь то, что покрывается этим последним представлением; именно такие суждения, которые в качестве предиката употребляют менее определенное и более общее представление с сознанием того, что оно не исчерпывает субъекта. Это в особенности ясно там, где в отношении к предмету я не знаю более специального имени того представления, которое покрывается им, и где поэтому я вынужден довольствоваться более общим именем («это птица, дерево, жидкость»); или где более специальное имя для меня не так обычно, как гораздо более часто употребляемое общее. Ибо само по себе в естественном течении мышления со всяким образом легче всего связывается наиболее сходное с ним и наиболее определенное представление предиката. Подведение под наивозможно общие представления составляет интерес научного мышления. Обыкновенное же мышление, которое занимается единичным, обычно придерживается самых конкретных представлений, какие имеются к его услугам. (С логической точки зрения, те представления, которые грамматически выражаются ближайшим атрибутивным определением имени существительного, как «черная лошадь», «круглый лист» и т. д., должны иметь значение как единые, целостные, так же, как и те, для обозначения которых достаточно одного слова. Когда они выступают как предикаты, то объединение в одно целое уже готово.)