Скачать книгу

за счастье почитает говорить с ним. Коли похвалой подарит малой – хваленый ее никогда не забудет! Посидеть за одним столом с Чапаевым, пожать ему руку – это каждому величайшая гордость; потом о том и рассказывать станут, да рассказывать истово, рассказывать чинно, быль сдобряя чудесной небылицей.

      Федор вышел из халупы и пошел было в поле, но услышал, что в избе поют. Он вернулся, протиснулся вновь к столу. Слушал.

      Запевал сам Чапаев. Голос у Чапаева металлический, дребезжащий и сразу как будто неприятный. Но потом, как прислушаться, привлекали искренняя задушевность и увлечение, с которыми пел он любимые песни. Любимых было немного, всего четыре или пять. Их знали до последнего слова все его товарищи: видно, часто певали! Чапаев мог забирать ноты невероятной высоты, и в такие минуты всегда становилось жутко, что оборвется. Но никогда, ни разу не сорвал Чапаев песню; только уж очень ежли перекричит – охрипнет и дня четыре ходит мрачной тучиной: без песни всегда был мрачен Чапаев и не мог он, не тоскуя, прожить дня. Что ему страшная обстановочка, что ему измученность походная, или дрожь после боя, или сонная дрема после труда, – непременно выкроит хоть десяток минут, а попоет. Другого такого любителя песен искать – не сыскать: ему песни были – как хлеб, как вода. И ребята его, по дружной привычке, за компанию неугомонную не отставали от Чапая.

      Ты, моряк, красив собою,

      Тебе от роду двадцать лет,

      Полюби меня душою —

      Что ты скажешь мне в ответ?

      Песенка шла до конца такая же растрепанная, пустая, бессодержательная. И любил ее Чапаев больше за припев – он так паялся хорошо с этой партизанной, кочевою, беспокойной жизнью:

      По морям, по волнам,

      Нынче здесь, а завтра там!

      Эх, по морям-морям-морям,

      Нынче здесь, а завтра там!

      Этот припев, схваченный хором, как гром по тучному небу, неистово ржал над степями. Потом про Сеньку любили, про Чуркина-атамана и о том, как:

      Сидит за решеткой в темнице сырой

      Вскормленный на воле орел молодой…

      Так пропели, пробалагурили до полуночи. Потом уткнулись кто где словчился, – уснули.

      Наступление рассчитано было таким образом, чтобы под Сломихинской очутиться чуть станет светать. Наступали с трех сторон, полками. Стоявший здесь, в Таловке, полк шел в центре, ударял на самую станицу; два других с флангов огибали полукруг.

      Полк из Таловки, на повозках, сговорено было отправить вскорости: через час-полтора. Но теперь еще все было покойно, и нет нигде мрачнеющих знаков близкого боя.

      Федору не спалось. Он попытался было и сам расположиться на полу, голову положив на казацкое холодное седло, – нет, не уснуть! То ли привычки нет на седлах спать, то ли от ветра, что гудит неуемно в груди в эту первую ночь перед первым боем.

      Им что! Десятки десятков раз бывали они в боях: вдрызг переконтуженные, с перебитыми костями, пробитыми головами, изрешеченные пулями сквозь, – им что! И ничего для

Скачать книгу