Посиделки на Дмитровке. Выпуск десятый - Алла Зубова

Скачать книгу

с тем ее грехом, который даже в заповедях запрещен, – с кражей. Она украла нянину ватрушку. Ватрушка лежала на окне, и Надя решила посмотреть, много ли в ней варенья. К концу «осмотра» остался такой маленький, некрасивый огрызочек, что пришлось его насильно доесть, а няньку, удивлявшуюся, куда же ватрушка подевалась, направить по ложному следу: «Я думаю, нянюшка, что это ее домовой съел».

      Надя успела забыть про это преступление, а вот теперь, перед исповедью, вспомнила и ужаснулась: она ведь не только украла, но еще и свалила грех на другого, на ни в чем не повинного домового. Стало очень тревожно…

      Батюшка, может быть, и простит, но ведь Сам Бог решает, освободить ли тебя от греха, а он все видит…

      «В церкви было пусто. <…>

      Стою у самой ширмочки. Чей-то тихий и мирный голос доносится оттуда. Не то батюшка говорит, не то высокий бородач, стоявший передо мной в очереди.

      – Сейчас мне идти! Ах, хоть бы тот подольше поисповедывался. Пусть бы у него было много грехов. Ведь бывают люди, например разбойники, у которых так много грехов, что за целую жизнь не расскажешь. Он все будет каяться, каяться, а я за это время и умру.

      Но тут мне приходит в голову, что умереть без покаяния тоже нехорошо, и как быть – не знаю. За ширмой слышится шорох, потом шаги. Выходит высокий бородач. Я едва успеваю удивиться на его спокойный вид, как меня подталкивают к ширме, и вот я уже стою перед священником. <…>

      Пахнет ладаном, торжественным и ласковым. Батюшка говорит тихо, не бранит, не попрекает. Как быть насчет нянькиной ватрушки? Неужели не скажу? А если сказать, то как сказать? Какими словами?

      Нет, не скажу.

      На высоком столике выше моего носа блестит что-то. Это, верно, крест.

      Как стану я при кресте рассказывать про ватрушку? Так стыдно, так просто и некрасиво.

      Вот еще спросил что-то священник. Я уже и не слышу, что. Вот он пригнул мне голову, покрывает ее чем-то.

      – Батюшка! Батюшка! Я нянину ватрушку съела. Это я съела. Сама съела, а на другого свалила.

      Дрожу вся и уж не боюсь, что заплачу, уж ничего не боюсь.

      Со мной все теперь кончено. Был человек, и нет его! Щекочет что-то щеку, задело уголок рта. Соленое. А что же батюшка молчит?

      – Нехорошо так поступать. Не следует! – Еще говорит, не слышу, что. Выхожу из-за ширмы.

      Встать бы теперь перед иконой на колени, плакать, плакать и умереть. Теперь хорошо умереть, когда во всем покаялась».

      Наде в эту минуту совсем не хочется видеть приближающуюся к ней няньку: «Еще расскажет дома, что я плакала, а потом сестры дразнить станут». Она понимает, никто не ждет от нее таких переживаний, не поверят в них. Да и рассказать она о них не смогла бы.

      До писательницы Тэффи девочке еще расти и расти.

      Наступила Страстная суббота. Взрослые, наверное, объясняли детям, что это за день. В страстную пятницу распяли Христа, и всю субботу близкие люди оплакивали его

Скачать книгу