Скачать книгу

к чему: Истина? Никакой истины! Чепуха! Алхимия! Философский камень… Есть: МОДА. Что это значит: узконосые ботинки? Пиджак в талию? ДА. Театр, поэзия, живопись меняют через какой-то определённый срок покрой своего костюма.

      Вся суть в следующем: одни принимают готовую моду. Другие: законодательствуют».127

      Имажинисты вослед футуристам пытались быть законодателями литературной моды, создавали новые образы, которые со сцены плавно переходили в жизнь, писали строки, уходящие в народ.

      Если отбросить двух поэтов, которых современная массовая культура использует в своё удовольствие (Маяковский и Пастернак), то можно поставить вопрос: кто сейчас помнит что-то из Кручёных, кроме «дыр бул щил»? Или, может быть, кто-то знает пару строк Каменского? Отнюдь. Только знатоки этого дела – филологи – разбираются в них.

      А что имажинисты? Роман Мариенгофа «Циники» растаскан на цитаты. Что уж говорить о стихах! Шершеневича активно поют. Эрдман не уходит с театральной сцены. Книги Ивнева выпускаются чуть ли не ежегодно. И это не говоря о Есенине! Значит, удалось создать моду? Безусловно! В этой гонке имажинисты оказались впереди.

      Маяковский

      Особый интерес питали образоносцы к Маяковскому. Мелкие и не мелкие литературные чиновники благоволили ему. Помимо недюжинной доли гениальности за Владимиром Владимировичем были столь же недюжинные слава и склонность к конфликтам. Но в конфликтах имажинисты его явно переигрывали. Если не считать шершеневичевского случая с «украденными» штанами.

      Маяковский написал в стихотворении «Кофта фата»:

      Я сошью себе чёрные штаны

      из бархата голоса моего.

      Жёлтую кофту из трёх аршин заката.

      По Невскому мира, по лощёным полосам его,

      профланирую шагом Дон-Жуана и фата.

      Этот удивительный образ – штаны, сшитые из голоса поэта, – использовал и Шершеневич: «Я сошью себе полосатые штаны из бархата голоса моего».

      Мариенгоф уверяет, что Шершеневич не знал этих стихов Маяковского: «Такие катастрофические совпадения в литературе не редкость, но попробуй уговори кого-нибудь, что это всего-навсего проклятая игра случая»128. Исследователи расходятся в оценке эпизода, и тем не менее «игра случая» переросла в исторический анекдот. Теперь, когда в одном зале оказывались и футуристы, и имажинисты, а Шершеневич выходил читать свои стихи, Маяковский вставал посреди зала и кричал: «Шершеневич у меня штаны украл!».

      Поэты вообще любили подколоть друг друга, нередко в эпиграммах или коротких стихотворных экспромтах. Помните такое у Маяковского?

      На свете есть много вкусов и вкусиков:

      Одним нравлюсь я, другим – Кусиков.129

      А ему уже отвечал Есенин своей частушкой:

      Ах, сыпь, ах, жарь,

      Маяковский – бездарь.

      Рожа краской питана,

      Обокрал Уитмана.

      Владимир Владимирович, закусив

Скачать книгу


<p>127</p>

Мариенгоф А.Б. Мода // Семь дней МКТ. 1923. Ноябрь. № 4.

<p>128</p>

«Мой век…». С. 245–246.

<p>129</p>

Мы приводим самый распространённый вариант этой «эпиграммы» – такой, который сохранился в культурном пространстве. На деле же – не было никакой эпиграммы. На книге «Человек» Маяковский сделал надпись: «К чему спорить из-за вкусов и из-за вкусиков, / пусть одному нравлюсь я, а другому Кусиков. В.Маяковский». Подробнее см.: Марков А.Ф. Магия старой книги. Записки библиофила. М.: Аграф, 2004.