LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      – Хоть куда отдавай, все едино! Меня не испугаешь, – отвечал Яшка. – Я за Бога, за великого государя стою, – за Бога, слуги антихристовы, стою! Слышишь? Думаете: заперли, так уж я вам подвержен? – Не-ет! Стучу, вот, слава-те, Господи, Царица Небесная… поддерживает меня Бог-от! Не подвержен я антихристу.

      – Нарукавники тебе… связать тебя, стукальщика, да и держать этак… Не стал бы стучать…

      Осенние сумерки, выползая из углов старой тюрьмы, все более и более сгущались в коридорах.

      – На молитву пора, – сказал мне Яков, – прощай!

      Он отошел от двери и, когда я, спустя некоторое время, взглянул в его оконце, он уже «стоял на молитве». Его окно было завешано какими-то тряпками, сквозь которые скудно прорывался полусвет наступающего вечера. Фигура Яшки рисовалась на этом просвете черным пятном. Он творил крестные знамения, причем как-то судорожно, резко подавался туловищем вперед и затем подымался несколько тише. Его точно «дергало».

      Мы с товарищем прохаживались по темнеющим коридорам. Подходя к Тимошкиной двери, мы Слышали мерное, точно заупокойное чтение. Из двери еврея вместе с дикими, стонущими звуками неслись убийственные миазмы. В соседней с ним камере каторжник, помещенный сюда опять-таки за недостатком места, совершал свою обычную прогулку, гремя кандалами, а на верху гоготали и шумно возились воры. Остальные камеры хранили безмолвие наступающего сна. Двое бродяг, сидевших вместе, варили что-то в печурке. Это, очевидно, были любители «очага». Весь день употребляли они на розыски щепок и всякой дряни, которую подбирали на тюремных дворах, на последние деньжонки покупали «крупок» и вечером, когда всех запирали, они разводили в своей печке огонь. В эти минуты я иногда подходил к их двери и тихонько заглядывал в нее, так, чтобы не нарушить их мирного наслаждения. Один, суровый бродяга, лет за сорок, сидел прямо против печки, обхватив колени руками, внимательно следя за огнем и за маленьким горшочком, в котором варилась крупа. Другой приволакивал к печке свой тюфяк и ложился на него лицом к огню, положив подбородок на руки. Это был почти еще мальчик, с бледным, тюремного цвета лицом и большими выразительными глазами. Он, очевидно, мечтал. Огонек потрескивал, вода в горшочке шипела и бурлила, а в камере царило глубокое молчание. Бродяги точно боялись нарушить музыку импровизированного очага тюремной каморки… Затем, когда огонек потухал и крупка была готова, они вынимали горшок и братски делили микроскопическое количество каши, которая, казалось, имела для них скорее некоторое символическое, так сказать – сакраментальное[5] значение, чем значение питательного материала.

      В самой крайней камере, служившей как бы продолжением коридора, жильцы беспрестанно сменялись.

      Эта камера не отличалась от других ничем, кроме своего назначения, да еще разведем, что в ее дверях не было оконца, которое, впрочем, удовлетворительно заменялось широкими щелями. Заглянув в одну из этих щелей, я увидел

Скачать книгу