Скачать книгу

всячески окружали меня заботой (в меру своего девятнадцатилетнего опыта), но я чувствовала, что нас разделяет некий рубеж, хотя им этого не понять. Мне и самой было этого не понять.

      Глава вторая

      Ребята уже стали разъезжаться, а я все ждала маму. Сжевала крекер, который сунула мне не то Три, не то Мэри-Элис. Знакомые заглядывали попрощаться. У Мэри-Элис билет был на вечер. Она по наитию сделала то, на что мало кто способен в критической ситуации: спланировала свои действия по минутам.

      Мне хотелось переодеться к маминому приезду, чтобы отправиться домой в опрятном виде. Помню, как изумлялась Мэри-Элис, когда я, отбывая на зимние и весенние каникулы, перед посадкой в пенсильванский автобус надевала юбку с блейзером. Сама Мэри-Элис стояла на тротуаре в тренировочных штанах и линялой кофте, готовясь запихнуть в багажник родительского автомобиля многочисленные мешки с нестираными вещами. Что касается моих родителей, им нравилось видеть меня прилично одетой, и мы нередко спорили, в чем мне идти в школу. В одиннадцать лет я села на диету, и главной темой семейных разговоров стали мой вес и внешний вид. Отец был мастером сомнительных комплиментов. «Ты у нас прямо как русская балерина, – говорил он, – только пухленькая». Мама вторила: «Для обаятельной девочки вес не играет роли». Видимо, таким образом они давали понять, что считают меня красавицей. В результате, естественно, я чувствовала себя уродиной.

      Изнасилование стало наглядным подтверждением этой мысли. А до этого в школе, на выпускном вечере, двое мальчишек в качестве прощального пожелания вручили мне спички и химический краситель. Спички – чтобы вставлять между веками для исправления азиатского разреза глаз, а краситель – для кожи лица. Я всю жизнь была бледной – бледной и совершенно неспортивной. Рот до ушей, глазки маленькие. Наутро после изнасилования губы покрылись рубцами, глаза заплыли.

      Я надела килт из красной с зеленым шотландки, заколов его специальной булавкой, в поисках которой мы с мамой обегали все магазины. Запахивающаяся юбка – вещь рискованная, твердила мама, особенно когда на стоянке или в торговой зоне нам встречались женщины и девушки, у которых ветер задирал переднее полотнище килта и обнажал ляжки – пользуясь маминым выражением – «до критического предела».

      Мама была сторонницей просторной одежды; в детстве, помню, моя старшая сестра Мэри жаловалась, что все новые шмотки ей велики. В примерочной, чтобы проверить размер юбки или брюк, мама просовывала руку под поясок. Если рука не проходила, вещь объявлялась слишком тесной. Когда сестра начинала ныть, мама ей говорила: «Не понимаю, Мэри, почему тебя привлекают такие тесные брюки, которые ничего – повторяю, ничего – не оставляют воображению».

      Нас приучали сидеть, скрестив лодыжки. Носить гладкую прическу, закрывающую уши. Пока мы не стали старшеклассницами, джинсы позволялось носить не чаще раза в неделю. По меньшей мере раз в неделю нас заставляли надевать в школу платье. Никакой обуви на каблуках, за исключением лодочек от «Паппагалло», предназначенных для посещения церкви, но все равно каблуки не должны превышать

Скачать книгу