Скачать книгу

нной теории, про которую даже в советское время было ясно, что она объясняет далеко не всё (вспомним споры об «азиатском способе производства»). Теперь страсти улеглись, и можно использовать это название – всё же достаточно распространённое и у современников тех дней – как идеологически нейтральное обозначение особого периода в российской истории.

      Речь идёт о том времени, которое скрывается за принятым в научной литературе эвфемизмом «вторая половина XIX – начало XX века». О том историческом эксперименте, который так отличается и от предыдущего, Петровского, эксперимента, и от последующего, советского. Отличается личной свободой и уважением к частной собственности. И в то же время имеет кое-что общее: быстрый экономический рост с внедрением передовых промышленных технологий. Все три эксперимента окончились крушением, и раз за разом Россия оказывается у разбитого корыта. И по-прежнему нет единства мнений по вопросу о двигателе, который в каждом из этих экспериментов (хотя бы на начальной стадии) обеспечивал прорыв на зависть иностранцам и потомкам.

      Предреволюционной России дважды не повезло по части исторического изучения. При советской власти её нельзя было изучать по-настоящему из-за причин идеологических. Серьёзные исследователи вынуждены были так маскировать свои истинные выводы повторением обязательных клише, что простое понимание смысла их работ представляет для современных студентов почти непреодолимую трудность. С падением же идеологических преград – снизился интерес. Исследователей и читателей манят новые, прежде засекреченные, архивные данные времён более близких к современности. Запретный плод сладок.

      Между тем, полноценное изучение советской эпохи возможно лишь в сопоставлении с предыдущими, и прежде всего – с капиталистической Россией как ближайшим по времени опытом. В свою очередь, изучение капиталистической России, даже если оно ведётся автономно, подразумевает подспудное сопоставление с другими эпохами. Изучая, например, фискальную политику И.А. Вышнеградского и голод 1891–1892  гг., не обязательно приводить факты из 1931–1932  гг. Но при оценке смысла этого явления невозможно отвлечься от того, что мы знаем о трагедии начала 1930-х: и о новом масштабе цифр, и о политике советского правительства, резко отличной от действий правительства царского. Так и выяснение методов взаимодействия дореволюционного государства (отнюдь не демократического) с обществом подразумевает сопоставление с тем, что известно нам о системе, окончательно сложившейся в годы «великого перелома». И поиск ответа на вопрос о потайном механизме, который обеспечил невиданный взлёт России в эпоху капитализма.

      При советской власти предреволюционная Россия изучалась как общество, катящееся по наклонной плоскости к неизбежному и закономерному краху. Знаменитый двухтомник Б.Н. Миронова1 открыл другую магистраль. Стало ясно, что дореволюционная Россия может рассматриваться как успешный исторический пример. Как общество, хотя и не лишённое слабостей (особенно по части политического устройства), но всё-таки побуждающее присмотреться к нему в поисках полезного положительного опыта.

      Используемые в настоящей работе архивные документы относятся в основном к концу XIX и началу XX  в. Однако в центре внимания работы – налоговая система пореформенной России, от реформ Александра II и до установления советской власти. Именно «Великие реформы», а точнее – «Оттепель» середины XIX века, из которой они вырастают, дали толчок появлению нового, свободного и самостоятельного, общества, которому посвящена данная книга.

      Налоговая тема – один из насущных повседневных вопросов для дореволюционных публицистов. Едва ли не последний опубликованный очерк Л.Н. Толстого – «Подати»2. Знаменитый писатель живописует страдания крестьян, вынужденных отдавать последнее имущество в уплату недоимок. Именно как часть темы народных страданий налоговый сюжет и сидел в сознании дореволюционных публицистов.

      Придя к власти, вчерашние революционеры посмотрели на крестьянские платежи другими глазами. Встала задача наполнения государственного бюджета. Встала проблема политики в отношении крестьян – «мелкобуржуазного элемента». У некоторых деятелей Госплана возникло ощущение, что советское государство берёт с крестьян слишком мало. На защиту крестьян встали Наркомат финансов и Конъюнктурный институт Н.Д. Кондратьева. Борьбе между Госпланом и Наркомфином мы обязаны появлением исследования А.Л. Вайнштейна3 – тогда молодого экономиста, всё же успевшего получить дореволюционную университетскую закалку. В лучших традициях дореволюционной статистики Вайнштейн использовал разнообразные статистические источники и передовые математические методы для их обработки. Книга имела целью доказать, что требования Юрия Ларина повысить крестьянские налоги несостоятельны. Для этого автору надо было показать, что дореволюционный (точнее: довоенный) уровень обложения уже достигнут и даже превышен. Завышать тяжесть дореволюционных налогов Вайнштейну было невыгодно. Вывод его гласит, что накануне Первой мировой войны крестьяне Европейской России платили в качестве казённых и местных налогов не более 10  % своего дохода; с учётом обязательных страховых платежей, а

Скачать книгу


<p>1</p>

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX  в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дм. Буланин, 1999. Т. 1, 2. 548 + 566 с.

<p>2</p>

Толстой Л.Н. Три дня в деревне. М.: «Народное издательство», 1910.

<p>3</p>

Вайнштейн А.Л. Обложение и платежи крестьянства в дореволюционное и революционное время. М.: издание кн. скл. «Экономист» НКФ, 1924.