В центре круга - О. Жогов

Скачать книгу

, как изнемогающий от жажды путник, ждал своим пересохшим горлом хоть самую незначительную капельку влаги. Когда он хотел удовлетворить своё графоманское тщеславие, чтобы о нём знали, говорили, обсуждали, узнавали не улице, улыбались незнакомые девушки. Вот тогда это было бы наслаждением. Теперь… он перегорел, переждал и сейчас больше заботила продажа тиража, чтобы хоть как-то закрыть образовавшиеся дыры в личном бюджете, чем утешаться славой и известностью, о которой грезил раньше.

      Ник вначале каждый день заходил в крупный книжный маркет на Лё Роз, с трепетом и нетерпением набрасывался на продавца, словно на почтальона, который должен принести долгожданное письмо от любимой, заглядывал в глаза, спрашивал, сколько было продано. «Сейчас мало читают, господин Крейц», – отвечали учтивые девушки из маркета. «Сейчас мало читают»… звучит, как скрытый, успокаивающий приговор врача обречённому больному – «Нужно верить в выздоровление, Вы обязательно поправитесь». Какой, к чёрту, «поправитесь»? Он уже обречён! Какой, к чёрту, «мало читают»? Совсем, ни хрена не читают! Почему не сказать честно?

      Затем, чувствуя свою надоедливость и раздражение продавцов, стал заходить реже или вовсе не спрашивал их, а только украдкой наблюдал за посетителями, которые подходили к стеллажу с его романом. На лицах посетителей он тоже не отмечал восторга. Отчего, выйдя из маркета, направлялся в ближайший бар, залить горечь двойным виски и выслушать глупые библейские нравоучения бармена. Конечно, это было слабое утешение. Дело в том, что по договору с издателем, Ник мог претендовать на часть гонорара, только после продажи половины тиража. Да, это было непростое решение, но издатель мог вообще не согласиться печатать его роман и поэтому Ник пошёл на все условия, какие ему только выставил господин Фриссе. И роман был напечатан.

      Жизнь Ника плелась усталой кобылой по наезженной колее и он уже не держал поводья, не подгонял и не пытался свернуть с пыльной привычной дороги: дом – маленькая квартира на верхнем этаже, с возможностью выйти на крышу, маленькая консьержка – маори, плохо понимающая, если говорить бегло, каким-то чудом занесённая сюда и посаженная повторять, как краснолобый какарик: «Здляствюйте, господин Клэйц, до свидания, господин Клейц». Уставшая, как и он сам, машина, с противным, как у всех старух, характером и поэтому простаивающая под домом, бар, с барменом – африканцем и по парадоксальному сочетанию – библейским проповедником и ещё много и много чего, примелькавшегося, въевшегося в его жизнь – вещей, людей, домов и улиц. Может быть, кому-то и нравится такая предсказуемость и размеренность, но не Нику. Его угнетает однообразие, его угнетает, что он покупает одни и те же сигареты в одном и том же автомате и дает себе клятву в следующий раз купить в другом месте, другую марку, но – идет туда же, покупает ту же марку и опять дает клятву. «Нет ничего более убийственного, чем системность. Система делает из нас роботов, запрограммированных зомби», – думал Ник и продолжал жить по системе.

      Единственным, где Ник допускал сбой «системы» – были женщины. Хотя и это тоже была «система» – «система разнообразия». Он не повторялся. Их было много, каждый раз новых, разных, весёлых и молчаливых, светлых и тёмных, совсем молоденьких и смотрящих на жизнь устало. Были европейки, тайки, негритянки, арабки, худенькие и в теле, скромные или запуганные и совершенно вульгарные, разнузданные, а объединяло этот женский интернациональный калейдоскоп то, что все они или почти все были проститутками. Он не хотел отношений и считал, что так гораздо честней, не морочить голову ни себе, ни партнерше – любовь слишком затратное для его души состояние. Когда ты возвращаешься к одной и той же женщине, ты становишься уязвим, зависим и ответственен за кого-то. Все равно, что подобрать на улице котёнка, поиграть с ним, а потом выбросить. Нет, ответственность – это конец твоей свободы.

      Проституция, секс за деньги – самый честный договор между мужчиной и женщиной за всё время, сколько существует этот мир. Всё остальное – условности, лицемерие, навязанное религиозной моралью, сделавшее из физиологической потребности человека – сакральное таинство, Вселенский грех, наравне с убийством, а проституток – олицетворением порока. Скольких бы преступлений можно было бы избежать, если бы секс нами воспринимался, ну, как еда или дыхание. Разве мы относимся к женщине, приготовившей нам ужин с таким же презрением? Мы платим ей деньги и благодарим, если вкусно или просто платим. Разве считаем изменой, если пользуемся услугой девушки – парикмахера? Скольких придурков, извращенцев, садистов сделало это «таинство»? Сколько поломано романтических грёз из-за того, что поставлен знак равенства между «Любовью» и «Сексом»?

      Ник никогда не презирал их. Иногда жалел, что они занимаются этим по нужде или по чужой воле. Его порой терзала совесть, что из-за него, таких, как он, появляются сутенёры, процветает сексуальное рабство. Особенно, когда Замир, албанец-сутенёр, присылал ему запуганную, со следами засохших слёз, юную «жрицу», обманом, либо насильно, попавшую в жернова этого бизнеса. Но он успокаивал свою совесть тем, что и без него, до него и после него, будут эти жертвы, потому что человечество сделало из этого таинство, на котором можно неплохо нажиться. И если бы цивилизация не вытолкнуло эту человеческую потребность на обочину морали,

Скачать книгу