Скачать книгу

повторялось слово «сторожко» («она сторожко улыбку роняла», «зацветали каштаны сторожко»). После перерыва густо пошел поэт: высокий юноша с пуговичным лицом, другой, низенький, но с большим носом, барышня, пожилой в пенсне, еще барышня, еще молодой, наконец – Кончеев, в отличие от победоносной чеканности прочих тихо и вяло пробормотавший свои стихи, но в них сама по себе жила такая музыка, в темном как будто стихе такая бездна смысла раскрывалась у ног, так верилось в звуки и так изумительно было, что вот, из тех же слов, которые нанизывались всеми, вдруг возникало, лилось и ускользало, не утолив до конца жажды, какое-то непохожее на слова, не нуждающееся в словах, своеродное совершенство, что впервые за вечер рукоплескания были непритворны. Последним выступил Годунов-Чердынцев. Он прочел из сочиненных за лето стихотворений те, которые Елизавета Павловна так любила, – русское:

      Березы желтые немеют в небе синем… —

      и берлинское, начинающееся строфой:

      Здесь все так плоско, так непрочно,

      так плохо сделана луна,

      хотя из Гамбурга нарочно

      она сюда привезена… —

      и то, которое больше всего ее трогало, хотя она как-то не связывала его с памятью молодой женщины, давно умершей, которую Федор в шестнадцать лет любил:

      Однажды мы под вечер оба

      стояли на старом мосту.

      «Скажи мне, – спросил я, – до гроба

      запомнишь – вон ласточку ту?»

      И ты отвечала: «Еще бы!»

      И как мы заплакали оба,

      как вскрикнула жизнь на лету…

      До завтра, навеки, до гроба, —

      однажды на старом мосту…

      Но было уже поздно, многие продвигались к выходу, какая-то дама одевалась спиной к эстраде, ему аплодировали жидко…

      Чернышевская (вставая с места и обращаясь к Елизавете Павловне):

      Можно вас поцеловать?

      Чернышевская трогательно целует Елизавету Павловну в щечку.

      Занавес опускается, на сцене остается Федор.

      Ат:

      Федор Константинович с тяжелым отвращением думал о стихах, по сей день им написанных, о словах-щелях, об утечке поэзии, и в то же время с какой-то радостной, гордой энергией, со страстным нетерпением уже искал создания чего-то нового, еще неизвестного, настоящего, полностью отвечающего дару, который он как бремя чувствовал в себе.

      На сцену выходит Елизавета Павловна. Вместе с Федором (на экране изображение берлинского вокзала 20-х годов 20-го века) она ждет прибытия парижского скорого поезда.

      Елизавета Павловна (весело, на прощание):

      Хочу тебе кое-что предложить. У меня осталось около семидесяти марок, они мне совершенно не нужны, а тебе необходимо лучше питаться, не могу видеть, какой ты худенький. На, возьми.

      Федор:

      С удовольствием.

      Занавес

      Акт шестой

      Пушкин

      Обстановка комнаты Федора (из первого акта).

      Ат:

      Задумчивый,

Скачать книгу