ТОП просматриваемых книг сайта:
Но кто мы и откуда. Ненаписанный роман. Павел Финн
Читать онлайн.Название Но кто мы и откуда. Ненаписанный роман
Год выпуска 2017
isbn 978-5-17-105526-4
Автор произведения Павел Финн
Жанр Биографии и Мемуары
Издательство АСТ
Я подробнее помню себя с тринадцати лет. Потому что это был 53-й, последний сталинский год?
Сталин и Пушкин. Действительно, кто еще был важнее для моего детства?
Наши дети всё дальше уходят от Пушкина.
Пушкин – это были тетрадки 37 года с таблицей умножения и с “На смерть поэта”, и вообще – всякое слово. А Сталин – война, героизм, греза о величии и справедливости. В моем – детском – сознании Сталин и Пушкин постоянно состязались в важности, величии, исключительности и притягательности.
Академик Луппол, впоследствии посаженный, написал: “Чествование Пушкина – это чествование ленинско-сталинской национальной политики. Сталин и Сталинская конституция дали народу Пушкина”.
Национальной политики? Что он имел в виду? Что Пушкин был из арапов?
Мы с мамой идем по нашему Гоголевскому бульвару, и я громко читаю наизусть “На смерть поэта”, выученное с тетрадной обложки. Тетради выпущены к юбилею 37 года, но они до сих пор в ходу. Цвет этих обложек. Блекло, выцветше-зеленый, с бледной желтизной.
“Невольник чести” – что может быть лучше, возвышеннее этих слов?
Одно из первых – пушкинских – стихотворений, даже до “Лукоморья”, – это “Песнь о вещем Олеге”. И тоже с тетрадки. Очень рано – “Евгений Онегин”. Но пока только началом, вступлением и первой песнью. “Мой дядя самых честных правил”. В этом было что-то детское, вернее, для детей – в этом “мой дядя”. До слов “молодой повеса” все было очень близко – дядя, болезнь.
Вообще, стихотворная форма, стихосложение, рифмование, ритм – особый, неразговорный, – воспринимается ребенком с рождения как абсолютнейшая данность. Ребенок рождается со стихами – в стихах. И только потом, позже, стихи начинают удивлять его несовпадением с реальной речью, с реальной жизнью. И вот тут – распутье…
Вот еще одно соединение: Пушкин особенно материален для меня – в смерти. Конечно, в драме отношений с Гончаровой, в дуэли с Дантесом, но более всего, рельефнее – в смерти. И Сталин тоже – в последних этих его таинственных днях.
Одноклассник Володька со сморщенным, как яблочко печеное, старообразным и очень некрасивым лицом. 9 марта 53-го года мы с ним приперли к стене коридора какого-то несчастного пятиклассника, который позволил себе смеяться в такой день.
Отец специально приезжает к нам на Фурманова, потому что Витька собирается идти в Колонный зал.
– Я запрещаю тебе. Ты знаешь, что такое масса?
– Я на “Динамо” ездил.
– Я запрещаю!
Все дни, пока Сталин был выставлен в Колонном, я провел в квартире Тоидзе. С балкона над Пушкинской площадью мы смотрели на черные толпы внизу.
Мы учились вместе с первого класса, кажется, по четверый.
Сандрик Тоидзе, сын художника Ираклия Тоидзе, четырежды