LITMIR.BIZ

Скачать книгу

Затем и просится на татар да немцев.

      – Не затем он просится, – подхватил царевич, – а затем, чтобы на своем поставить: не хочу-де быть опричником, так и не буду! Пусть-де выйдет по-моему, а не по-цареву!

      – Вот как! – сказал Иоанн насмешливо. – Так ты, Максимушка, меня осилить хочешь? Вишь какой богатырь! Ну где мне, убогому, на тебя! Что ж, не хочешь быть опричником, я, пожалуй, велю тебя в зорники* вписать!

      – Эх, государь! – поспешил сказать Малюта. – Куда твоя милость ни велит вписать Максима, везде готов он служить по указу твоему! Да поди домой, Максим, поздно; скажи матери, чтобы не ждала меня; у нас дело в тюрьме: Колычевых пытаем. Поди, Максим, поди!

      Максим удалился. Царь велел позвать Серебряного.

      Опричники ввели его со связанными руками, без кафтана, ворот рубахи был отстегнут. За князем вошел главный палач, Терёшка, засуча рукава, с блестящим топором в руках. Терёшка вошел, потому что не знал, прощает ли царь Серебряного или хочет только изменить род его казни.

      – Подойди сюда, князь! – сказал Иоанн. – Мои молодцы исторопились было над тобой. Не прогневайся. У них уж таков обычай: не посмотря в святцы, да бух в колокол! Того не разочтут, что казнить человека всегда успеешь, а слетит голова – не приставишь. Спасибо Борису. Без него отправили б тебя на тот свет; не у кого было б и про Хомяка спросить. Поведай-ка, за что ты напал на него?

      – За то государь, что сам он напал на безвинных людей среди деревни. Не знал я тогда, что он слуга твой, и не слыхивал до того про опричнину. Ехал я от Литвы к Москве обратным путем, когда Хомяк со товарищи нагрянули на деревню и стали людей резать!

      – А кабы знал ты, что они мои слуги, побил бы ты их тогда?

      Царь пристально посмотрел на Серебряного. Князь на минуту задумался.

      – И тогда побил бы, государь, – сказал он простодушно, – не поверил бы я, что они по твоему указу душегубствуют!

      Иоанн вперил в князя мрачный взор и долго не отвечал. Наконец он прервал молчание.

      – Добрый твой ответ, Никита! – сказал он, одобрительно кивнув. – Не для того поставил я на Руси опричнину, чтобы слуги мои побивали людей безвинных. Поставлены они, аки добрые псы, боронить от пыхающих волков овцы моя, дабы мог сказать я на Страшном суде Божием по пророческому словеси: «Се аз и дети, яже дал ми Бог!» Добрый твой ответ. Скажу на весь мир: ты да Борис, вы одни познали меня. Другие не так мыслят; называют меня кровопийцею, а не ведают того, что, проливая кровь, я заливаюсь слезами! Кровь видят все; она красна, всякому бросается в глаза; а сердечного плача моего никто не зрит; слезы бесцветно падают мне на душу, но, словно смола горячая, проедают, прожигают ее насквозь по вся дни! (И царь при этих словах поднял взор свой кверху с видом глубокой горести.) Яко же древле Рахиль, – продолжал он (и глаза его закатились под самый лоб), – яко же древле Рахиль*, плачуще о детях своих, так я, многогрешный, плачу о моих озорниках и злодеях. Добрый твой ответ, Никита. Отпускаю тебе вину твою. Развяжите ему руки. Убирайся, Терёшка, ты нам не надобен… Или нет, погоди маленько!

      Иоанн обратился к Хомяку.

      – Отвечай, –

Скачать книгу