Скачать книгу

ты не обедал, князь.

      – Благодарю, боярин, обедал.

      – Нужды нет, Никита Романыч, еще раз пообедаешь! Ступай, Елена, ступай похлопочи! А ты, боярин, закуси, чем бог послал, не обидь старика опального! И без того мне горя довольно!

      Морозов указал на свои длинные волосы.

      – Вижу, боярин, вижу и очам веры нейму! Ты – под опалою! За что? Прости вопрос нескромный.

      Морозов вздохнул.

      – За то, что держусь старого обычая, берегу честь боярскую да не кланяюсь новым людям!

      При этих словах лицо его омрачилось и глаза приняли суровое выражение.

      Он рассказал о ссоре своей с Годуновым, горько жалуясь на несправедливость царя.

      – Многое, князь, многое стало на Москве не так, как было, с тех пор как учинил государь на Руси опричнину!

      – Да что это за опричнина, боярин? Встречал я опричников, только в толк не возьму!

      – Прогневили мы, видно, Бога, Никита Романыч; помрачил он светлые царские очи! Как возложили клеветники измену на Сильвестра да на Адашева*, как прогнал их от себя царь, прошли наши красные дни! Зачал вдруг Иван Васильич на нас мнение держать, на нас, верных слуг своих! Зачал толковать про измены, про заговоры, чего и в мысль человеку не вместится! А новые-то люди обрадовались да и давай ему шептать на бояр, кто понасердке*, кто чая себе милости, и ко всем стал он приклонять слух свой. У кого была какая вражда, тот и давай доводить на недруга, будто он слова про царя говорил, будто хана или короля поднимает. И в том они, окаянные, не бояся Страшного суда Божия, и крест накриве целовали*, и руки в письмах лживили*! Много безвинных людей вожено в темницы, Никита Романыч, и с очных ставок пытано. Кто только хотел, тот и сказывал за собою государево слово*. Прежде бывало, коли кто донес на тебя, тот и очищай сам свою улику; а теперь какая у него ни будь рознь в словах, берут тебя и пытают по одной язычной молвке! Трудное настало время, Никита Романыч! Такой ужас от царя, какого искони еще не видано! После пыток пошли казни. И кого же казнили!.. Но ты, князь, уже, может, слыхал про это?

      – Слыхал, боярин, но глухо. Не скоро вести доходят до Литвы. Впрочем, чему дивиться. Царь волен казнить своих злодеев!

      – Кто против этого, князь? На то он царь, чтобы карать и миловать. Только то больно, что не злодеев казнили, а всё верных слуг государевых: окольничего Адашева, Алексеева брата, с малолетним сыном; трех Сатиных; Ивана Шишкина с женой да с детьми; да еще многих других безвинных.

      Негодование выразилось на лице Серебряного.

      – Боярин, в этом, знать, не царь виновен, а наушники его!

      – Ох, князь! Горько вымолвить, страшно подумать! Не по одним наветам наушническим стал царь проливать кровь неповинную. Вот хоть бы Басманов, новый кравчий* царский, бил челом государю на князя Оболенского-Овчину в каком-то непригожем слове. Что ж сделал царь? За обедом своею рукою вонзил князю нож в сердце!

      – Боярин! – вскричал Серебряный, вскакивая с места. – Если бы мне кто другой сказал это, я назвал бы его клеветником. Я бы сам наложил руки на него!

      – Никита

Скачать книгу