LITMIR.BIZ

      Переписывать летопись

      снов Кублай-хана так просто

      на глазах сестер, перебирающих просо,

      кормящих павлинов с руки.

      Но никто, дорогой Заратустра,

      не унизит море павлиньим ликом,

      в этом городе поцелуй с морем

      саднит криком,

      здесь город ревнитель сцен,

      театров, в его узах

      страстотерпцем в язвах

      за каждый поцелуй с пеной

      соляным столбом, без измены.

      Сегодня день пейзажей сердца:

      облака, верблюдом в понт уткнувшись,

      свысока глядят на Крым, зеркально голубой,

      что подо мной, мой летчик, под тобой.

      Невыносима плотность тишины,

      контрабандисты воздуха, брат, мы,

      и этот Крым, взвесь снов и высоты,

      он наш, сестра и брат, мы с ним на ты.

      К старухе, оставленной смертью

      в пустом колодце двора,

      в старинном доме с высокими потолками,

      в комнате с видом на Сену, Неву, Москва-реку,

      к древней старухе в платье белом,

      шепчущей мне на ухо о запахе белого цвета,

      такой красивой старухе, такой древней,

      брошенной смертью привидением в дом

      на берегу Сены, Невы, Москва-реки,

      я приношу ветку цветущей вишни,

      любуюсь лицом прекрасной молодой женщины,

      вдыхающей аромат жизни.

      Написать письмо отцу,

      коротающему дни в одиночестве

      или с приходящими сестрами

      милосердия, сказать ему:

      «Здравствуй, папа! В Питере у тебя

      слишком сыро, вид на Невский

      из окна коммуналки мерзок,

      но помнишь, как мы ходили

      почти белой ночью смотреть,

      как разводят мосты.

      Знаешь, папа, вот и смерть

      за ближайшей оградой,

      но помнишь наше катание

      по Фонтанке на лодке,

      как мне было по кайфу

      сидеть на веслах

      и грести вдоль острова.

      Помню, папа,

      мое свободное счастье шляться,

      а посему будь счастлив

      в нынешнее воскресенье

      и присно…»

      Стихают речи рек,

      смолкает говор строк,

      онегинской строфой

      пронесся по Сенной

      чревовещатель Питер.

      И рваной речью – Стиксом —

      пространство разорвет и стихнет

      не Маяковским между строк,

      но тенью, затаившей в междуречье

      взрывы междометий…

      из чрева Петербурга – тихий стон,

      и линией гекзаметра подземки,

      сквозь паузу цезуры

      твой Харон…

      в летейских водах речи Петербурга не слышны,

      помянем

Скачать книгу