LITMIR.BIZ

      Дошло зерно в початках кукурузы

      До спелости молочно-восковой,

      И на баштане дыни и арбузы

      Растут, как на опаре дрожжевой.

      Поспел налив, и зажелтела дуля[1],

      А белая черешня отошла.

      Расплавленному золоту июля

      Под силу всё живое сжечь дотла.

      Ни облачка на выгоревшем своде,

      Ни пяди тени на земле. Невмочь Ни человеку, ни живой природе —

      Скорей бы знойный день сменила ночь.

      А вечером над пыльным небоскатом

      Зарницы заиграют кое-где,

      И дальним замирающим раскатом

      Гроза опять напомнит о дожде.

      Заснуть не даст глухой порой ночною,

      Вселит надежду жителям села.

      Теперь бы только где-то стороною

      Она, как наважденье, не прошла.

      Прощайте навек, Андруши[2],

      Отчизна моя дорогая,

      Столица родимого края,

      Любимая песня души.

      Послушные воды Днепра

      Уже затопили округу…

      А кажется – будто по лугу

      Я мальчиком бегал вчера.

      Я помню, где были ручьи,

      Озера, дороги и нивы.

      А чибисы плачутся: “Чьи вы?”

      Неужто и вправду – ничьи?

      Cюда возвращаться всегда

      Душе, обратившейся в память, —

      Кружить и кружить над волнами,

      Как птице, лишенной гнезда.

      В любимом старом смешанном лесу

      Его душа на миг смешалась.

      Послышалось:

      – Не бойся, я спасу,

      И знай – сочувствие – не жалость.

      Берёза первая произнесла

      Слова отрады беспредельной:

      – Ты должен помнить, что душа

      Не зла,

      А доброты сосуд скудельный.

      И к этому добавила сосна:

      – В беде мужская честь – опора.

      Ты сохранил её – тебя она

      Оберегает от позора.

      Стояли молча старые дубы,

      Но тоже словно убеждали,

      Что для мужчин любой удар судьбы —

      Пустяк, не стоящий печали.

      …Ничто, казалось, не произошло

      Среди молчания лесного,

      А у него на сердце отлегло,

      Душа была на месте снова.

      Увы, снисхождение к людям

      Выносят из прожитых лет.

      Но все же других не осудим —

      Не каждый душою атлет.

      И это похоже на жалость,

      В которой признаться грешно.

      Так что ж тебе, милый, осталось?

      Ты знаешь – осталось одно:

      Посильно служить добротою

      И в жизни, и в честных стихах.

      И с этой нелепой чертою

      Остаться навек в дураках.

      От

Скачать книгу