LITMIR.BIZ

      Москва уже вся разворочена, вся перекопана;

      меня по пятам преследует вечная стройка.

      Сентябрь вытащил тельце и лапки из кокона,

      ползёт по земле и царапает страшные строки.

      Сон и реальность играют друг с другом в шарады,

      меня пригласив посидеть на судейской трибуне;

      пьяная память проводит шальные парады,

      листьями в лужи ложатся тревожные будни.

      Днями мобильник молчит, словно сломанный робот;

      варятся яды в желудке чудовищным супом.

      С грохотом, лязгом, с гангренными язвами город

      жвачкой положит мой труп на дырявые зубы.

      Лёд застывает заслонами сверху и снизу,

      заставляя прокладывать путь истеричными тропами.

      Мы рождены удивительными микроскопами,

      но барахтаемся в грязи, царапая драгоценные линзы.

      Сердце стучит на убой, спотыкаясь спонтанно;

      тело теряет свой вес, утекая из кожи.

      Пьяный ямщик упускает упругие вожжи;

      жизнь вопреки – удивительно страшно и странно.

      Старые чувства зовут к незнакомым квартирам,

      жизнь заставляя считать комедийным романом;

      жалость к бомжам, алкоголикам и наркоманам

      мысли о скорой кончине рисует красиво.

      Ночь прорастает бамбуком сквозь мышцы и рёбра,

      сон превращая в подобие пытки и казни;

      вместе с усталым сознанием люстра погаснет,

      стенам в последний момент улыбнувшись недобро.

      А жалость действительно лучше какой-то там зависти;

      как случайная встряска, что лучше избитых сюжетов.

      Коротаю деньки в атмосфере шальной привокзальности,

      выступая наглядной инструкцией «Вредных советов».

      Расступается город в глазах каменелой саванной,

      подкупая своей красотой и гротескным уродством.

      Опостылый покой собирается пылью за ванной.

      За внимание к чувствам устал я усердно бороться.

      Я уже не плыву по ухабам пластмассовой пробкой —

      жизнь течёт сквозь меня. И ничто не проносится мимо.

      Не вернусь к нелюбви. Не вернусь к притязаниям робким

      и заезженной роли Пьеро – пустотелого мима.